Евгений Сухов: Крутые парни

Таксисту Варяг велел остановиться в километре от своей виллы. Расплатившись, он уже через пятнадцать минут был дома. Светлане решил ничего не говорить. Зачем пугать женщину?

– Владик, как дела? – встретила она его сияющей улыбкой, одетая в легкий полупрозрачный пеньюар, под которым легко угадывались соблазнительные округлые формы.

– Как сажа бела, – буркнул он, поцеловав ее в губы. – Устал чего-то. Жарко, пойду освежусь в бассейне.

На ходу сбросив с себя одежду, Варяг, не раздумывая, нырнул в прохладную, слегка голубоватую воду и минут двадцать без остановки плавал взад-вперед, пытаясь снять напряжение. Выбившись из сил, он выбрался из бассейна, укутался в мягкий махровый халат и расположился у воды в удобном шезлонге.

Солнце уже скрылось за горизонтом. День угасал, оставляя в сумерках облака, океан и горы.

Владислав Геннадьевич погрузился в раздумья. То, что случилось сегодня, не было неожиданностью.

Второй месяц Варяга не покидало дурное предчувствие. Вечерами тягостной казалась окружавшая тишина, а высокие, с красивой листвой деревья, что обступили дом, напоминали караульные вышки приполярной зоны. Ему мерещилось, что еще мгновение – и непрочную тишину сада рассечет рев бензопилы, а затем, подгребая под себя яркие цветы и жимолость, с шумом упадет одно из этих красивых деревьев.

Вот и сейчас Владиславу почудилось, будто за тесными рядами кустов в предвечерних сумерках он видит темные фигуры зэков, которые, о чем-то переговариваясь, неторопливо бредут в сторону дома.

Ворота почему-то оказались распахнутыми. Шли трое. В телогрейках. Входят и сразу начинают валить самое высокое дерево.

Он кричит, чего им надо?

Не слышат, видно, из-за шума пилы. А может, у него голос сел.

Опять кричит. Один подходит и ухмыляется. Виснет на нем крюком. Не то чтоб тяжело или больно, а как-то слишком плотно. Шею обхватил, кулак под подбородком, а сам щетинистой щекой о его лоб трется. Перегаром и гнилыми зубами изо рта несет. Страха еще нет, а вопрос есть: чего их сюда принесло?

– Нормально, – хрипит висящий на нем. – Ни хера тебе не сделается. Сейчас и они подойдут. Все получишь сполна, падла!

Ну вот, стены появились. Дырявые, из досок. А все-таки стены. И огоньки вдалеке замелькали. И опять все как-то сузилось. Барак? Да, похоже, барак. Неимоверной длины… Пошли нары. Люди копошатся. Где-то радио сипит – музыка.

Вдруг открылся высокий зал с колоннами, а там женщина. Голая. И ей лет сорок, фигура аппетитная. Лицо красивое. Но нейтральное. Рядом вывеска – «Властилина»! Он улыбается женщине через силу, обнимает ее, а она как будто не замечает. Может, разглядит наконец, кто он такой? Вот бы! И не собирается… А ведь это он с ней… Ну да ладно.

А зэк всей тяжестью повис и сильно сдавливает рукой шею.

– Погоди, – говорит он зэку, – у меня дела в «Хопре», ехать надо.

И вот они уже на каком-то тряпье. Печка горит железная. За деревянным, из кривых досок столом сидят урки, водку хавают из алюминиевых кружек. Картошка на газете.

– Посиди, посиди… – бормочет старый зэк. – Это тебе не Америка. Это тебе не Сан-Франциско.

И продолжает давить.

Вдруг стало страшно. Почему Америка? Узнали, что ли? Им ведь было сказано – Лондон. Такая конспирация была. Только Ангелу академик Нестеренко разрешил сказать. Неужто Ангел? Не может быть.

От печки жар сильный, приятно. Он глядит, на нем только майка – ни пиджака, ни рубашки.

– Люди! Пиджак украли!!!

– Да ладно… – вяло замахали руками зэки и поднялись расходиться. – Пиджа-ак! Где покупал-то? В Париже?

– Братишка, я же замерзну. У меня дела.

Народ разбредается.

– Дела у следователя, – бормочут.

Чего его понесло в этот барак? Надо что-то сделать. Идти надо. Рванулся – и соскочил с него человек, отвалился куда-то, пропал.

Но голому как идти? Схватил что-то с перекладины свисающее – пиджак! Не свой, конечно, а такой рабочий… пиджак-роба, что ли? Грязный, просаленный… Но куда деваться? Сунул руку в рукав, а из внутреннего кармана пачка денег торчит и пропуск, а на пропуске крупными буквами «МММ». Да, славно поработали. Ну, теперь на самолет и улететь. Сначала в Лондон, потом в Монреаль, а оттуда в Сан-Франциско. А то абсурд какой-то. Прямо сон. Быть не может.

Сам не помнит, как на улице оказался. Пригород, что ли? Не улица, а тропа под горою. Дома все на горе. Светятся тускло. К большому красивому дому дорожка. Рыжая глина. Пошел, попробовал. Скользко. Что ни шаг, все круче. Как на льду. Сейчас начнет руками хвататься. И начал. Все ладони в холодной рыжей глине и мелких острых осколках. Оглядывается, а внизу уже море и белый корабль в отдалении.