Кирилл Казанцев - Когда-нибудь я ее убью

— Долг, — сказал Роман, — я тебе деньги должен, если ты забыл. Я брал у тебя, тогда, ну, несколько лет назад, до того…

И осекся, то ли не смог выговорить, то ли язык, что называется, не повернулся, сказать «до того, как ты сел». На этакие мелочи Егор внимания не обратил, смотрел на друга, на деньги, на трещину, что шла через всю столешницу, на пустую чашку, а видел заросший огород, деревянный забор, темную гладь реки, суку Игорька, что сидит на мостках, слышал его голос. «Он матери на операцию занимал, у них тогда очередь в московской больнице вдруг резко подошла. Отказался кто-то, или еще что — сейчас не помню…» Егор даже глаза прикрыл, ждал, пока уйдет, схлынет наваждение. Надо же, столько лет прошло, столько всего пережил, а тот вечер помнит так, точно вчера было.

— Ладно, проехали, — пробормотал Егор, — дело прошлое, чего вспоминать. Брал и брал, я уж и забыл давно…

И снова стало стыдно, как тогда, у реки, даже сильнее, стыдно так, что и глаз на Романа поднять не мог, сидел, как школьник нашкодивший, и не знал, куда руки девать.

— Я не забыл, — жестко сказа Роман, — забирай, мне чужого не надо. Все, мы с тобой в расчете…

Он поднялся было из-за стола, но Егор остановил его, едва ли не выкрикнул:

— Погоди. Погоди минуту, — добавил уже тише, видя, что Роман садится обратно и смотрит удивленно и чуть насмешливо, как всегда. И черт с ним, пусть смеется, сколько хочет, у него все права на это, все козыри, лишь бы выслушал.

— Погоди, Романыч, не уходи. Я вот что спросить хотел… — снова путались слова и мысли, разбираться с ними было некогда, и Егор свалил все в кучу, вывалил единым дыханием, торопливо, точно боялся, что Роман передумает и уйдет.

— Ты прости меня, я не знал ничего, мне Игорь не говорил тогда, я поздно узнал, в тот день, ну, когда… того мужика в доме грохнули. Прости дурака, что ляпнул, не подумав. И деньги забери, я не возьму.

— Возьмешь, — тихо сказал Роман, — возьмешь, куда ты денешься. А что было, то было, за слова свои ты ответил, и не только за слова, мне твои извинения без надобности. Дурак ты, Чалов, правильно мать твоя говорила, добрый, честный, но дурак дураком. Ты не переживай, я все как надо сделал: опознал, бумаги оформил, и ее по-человечески похоронили, а не под табличкой с номером в общей могиле. В расчете мы с тобой, Егор, а деньги забери, пригодятся.

Снова накрыло стыдом, как ватным одеялом, Егор аж взмок, и горло перехватило, в точности как недавно у калитки. Вот уж действительно мешком по голове огрели, ни убавить ни прибавить. Вот кто к матери заходил, кто рядом с ней в тот черный день оказался, кто помог, кто сделал все вместо сына.

— Я Игоря просил, — пробормотал Егор, — он должен был… обещал.

— Ничего он тебе не должен, — отрезал Роман, — с какой стати? Ты в его доме мужика завалил, пусть паскуду редкостную, но грохнул же, а Игорь еще тебе должен остался? Но раз обещал, говоришь… Я вам не судья, ты за свое отвечать будешь, он за свое.

— Ошибочка вышла, — сказал Егор, — Я уже ответил, не сомневайся. Да только не за свое, за чужое, и Игорек мне должен, много должен. Он что — не сказал тебе?

И усмехнулся невольно: такого лица у приятеля он не видел давно, даже в «той» жизни узреть подобное сподобился, может, всего раз или два. Трудно было Романа удивить, а гляди ж ты, получилось, и это, граждане, только присказка, сказка впереди.

— Что — не сказал? — справился с собой тот. — Что именно? Он прискакал ко мне на работу после тех выходных, все ходил вокруг да около, спрашивал, знаю я что или нет. Я его послал сначала куда подальше: злой был да еще и мобильник потерял, потом, правда, менты отдали… Игорь еще поюлил, а потом давай расписывать красочно, как ты напился и мужику тому башку бутылкой проломил, раз врезал, два, три, он, Игорь, еле-еле тебя оттащил, а ты на него потом с ножом кидался, пришлось тебе в морду дать. Я и подумал: допился Чалов на радостях, что такую девку себе зачетную урвал, скоро женится и заживет с ней…

И умолк, глядя, как Егор улыбается. Странно было слышать все это, слова Романа не задели его, точно о ком другом говорил, об их общем знакомом, что надел глупостей, и теперь не знает, как отвертеться. Слушал и улыбался невольно, благодарил силы небесные и подземные, что все прошло, все закончилось, как зима, что кажется вечной, но тоже, огрызаясь напоследок, уходит в свой срок.

— Что скалишься? — неуверенно спросил Роман. — Что я тебе смешного сказал? За что купил, за то и продал. Что, по-твоему, не так все было? Не убивал ты того оленя многодетного?