Татьяна Полякова - Ночь последнего дня

— В «Вечерке».

— Паршивая газетенка.

— У нас самый большой тираж в области, — весело сообщил Борька, ничуть не обидевшись.

— Поздравляю.

— Ты ведь не разлюбишь меня, правда?

— Постараюсь это как-то пережить. В конце концов, все мы в жизни ошибаемся.

Он опять засмеялся, потом сказал:

— Слушай, а я, кажется, влюблен.

— Сочувствую.

— Нет, серьезно. Не хотел тебе звонить, но еле дождался двенадцати.

— Почему двенадцати?

— Если бы позвонил раньше, перестал бы себя уважать.

— Как все сложно… Ладно, ты стойкий парень, выдержал положенное время, теперь трудись с полной самоотдачей.

— Эй, подожди. У меня есть обеденный перерыв, а у тебя? Давай встретимся? К примеру, в час? Я тебя накормлю сегодня, раз уж вчера не удалось.

— Я тружусь без перерывов и перекуров.

— Ты меня дразнишь.

— Ничего подобного. Салют.

Разумеется, новость не пришлась мне по душе. Журналисты народ дотошный, их хлебом не корми, дай что-нибудь нарыть. А «Вечерка» сделала себе имя на скандальных публикациях. Но особой причины переживать я тоже не видела — с нашей нежной дружбой пора завязывать в любом случае, так что это лишний повод поторопиться.

Однако в моих поступках, в отличие от намерений, логики не прослеживалось: позвонил Ник и сказал, что его планы изменились, и я тут же перезвонила Борьке.

— Ты не поверишь, но я только сейчас узнала, что перерыв на обед есть и у меня.

— Ты спасла мне жизнь. Я смотрел в окно и думал: выброситься сейчас или немного подождать, вдруг ты все-таки подобреешь.

— Какой этаж?

— Четвертый.

— Это серьезно. Где встретимся?

Погода, точно одумавшись, радовала солнцем и безветрием. Граждан, измученных затяжными дождями, тянуло на улицу, все спешили урвать немножко тепла перед скорыми холодами. В многочисленных кафе в центре поспешили вынести столы на улицу, взор вновь радовали разноцветные тенты, толпы туристов бродили с очумелым видом, при взгляде на них хотелось лета, праздника жизни, и в душу невольно закрадывалось сомнение: разве можно работать в такую погоду. Борька сидел, вытянув ноги и передвинув стул так, чтобы солнце не било в глаза, но можно было видеть всю площадь. Машину я бросила возле универмага, перебежала на другую сторону, заметив его еще издали.

— Салют, — сказал он весело, поднимая руку со сжатыми в кулак пальцами.

— Здравствуй, товарищ, — ответила я.

— Значит, обеденный перерыв все-таки существует? — хихикнул Борька.

— Революцию лучше делать на сытый желудок. Ты что-нибудь заказал?

— Ждал тебя. — Он подозвал официантку, мы сделали заказ, и, пока его ждали, Борька заявил:

— Между прочим, мы впервые видим друг друга при свете дня.

— Ужас какой.

— Нет, серьезно. При свете дня ты еще прекраснее.

— Ты неприхотлив.

— А как тебе моя физиономия?

— Мне важно, что у тебя пламенное сердце и талант оратора. Так что ты там говорил о моей красоте?

Ника я увидела, только когда он оказался возле нашего столика. Улыбка от уха до уха и насмешливый взгляд.

— Салют, девочка, — сказал он, от этого «салют» Борьку заметно передернуло. — Развлекаешься?

— Обедаю с соратником.

— Помни, на свете много мест, где нас ждут. Обожаю тебя, — сказал Ник, целуя меня. Разумеется, я ответила со всей страстью, ожидая, что будет дальше.

Ник вновь улыбнулся, демонстрируя свои белоснежные зубы, но, несмотря на все усилия дантиста, назвать его улыбку приятной никак нельзя — Ник не умел улыбаться, только скалиться. Борьку он разглядывал с интересом, а вот тому Ник явно не нравился, что, впрочем, неудивительно.

— Посидишь с нами? — спросила я.

— Не хочу вам мешать, — вздохнул Ник, продолжая от души веселиться, но что-то в его взгляде настораживало.

— Не ревнуй, ладно? — попросила я.

— Не буду, — ответил он и, целуя меня перед тем, как уйти, шепнул на ухо:

— Будь осторожна, враги не дремлют.

— Но пасаран! — ответила я.

Ник растворился в толпе, я проводила его взглядом, в душе удивляясь его покладистости. Борька едва дождался этого момента и очень резко спросил:

— Ты знаешь, кто это?

— Разумеется, раз я с ним разговаривала. — Я принялась есть салат, тем самым давая понять, что его тон впечатления не произвел и выяснять отношения я не намерена: делать это с набитым ртом все-таки затруднительно. Но Борьке, как видно, не было до таких тонкостей никакого дела, потому что он переспросил с повышенной нервозностью:

— Ты знаешь, кто он?