Виктория Платова - Смерть в осколках вазы мэбен

Он и сам подходил не однажды к этой черте, даже помнит ее цвет, что не виден обычным людям. Но и его всегда останавливала какая-то мелочь. Он вспоминал о ней, и становилось невыносимо жаль…

Он и сам бы не мог себе точно ответить, чего ему было жаль в этом мире. Но, возвращаясь к жизни, всегда замечал, насколько уродливо он выглядит. Он ненавидел некрасивость так же сильно, как ненавидел зеркала, ее отражающие. У него вызывали сильное раздражение обыкновенные лица обыкновенных людей. На несколько лет он уехал из Питера и жил на одном из карельских озер подальше от всех. Он свыкся с тишиной, смотрел на воду и небо, траву и деревья, и мир начинал казаться ему прекрасным.

Но и там его не оставляли в покое. В какую бы глухомань он ни забрался, и там не было спасения от людей. Они приезжали отдыхать на заброшенную заимку с водкой и бабами. Разжигали костры, горланили песни, жрали водку и лапали своих баб, которые оглашали окрестности визгливым матом. Но когда ему надоело терпеть, он взял ружье и подкрался к ним поближе… Он точно знает, что попал. Они даже не стали его искать, а поспешно уехали. Больше его никто не беспокоил.

Он сам иногда выбирался к людям. Выбрался как-то раз, чтобы купить муки, табака и соли про запас, и в стареньком покосившемся магазинчике увидел на прилавке несколько красочных журналов. Как они могли попасть в это богом забытое место, он не знал. Но все-таки повернул к себе затрепанный журнальчик и лениво открыл его.

Он узнал ее сразу. Да и как можно было не узнать эту отстраненную холодноватую изысканную красоту. Она смотрела прямо на него, заглядывая в самые потаенные уголки его души, а полуулыбка будоражила его так сильно, что он чуть не застонал от нахлынувших воспоминаний. Она находилась так далеко и в то же время совсем рядом. Можно даже коснуться ее глянцевого лица. Старый рокер, у которого на руках остались зажившие шрамы, а душа все еще кровоточила, понял, что ему бесполезно хорониться в этой глухомани, потому что она найдет его и здесь. Ему надо вернуться, чтобы наяву увидеть эту холодноватую совершенную красоту и прикоснуться к ней.

Он вернулся, чтобы опять попасть в неверный свет фонарей, дробящийся в мелких лужах, чтобы опять вдыхать сырой воздух и бродить по набережной Фонтанки. А зеркала продолжили искажать действительность, расчленяя ее на куски. И весь мир кувыркался и дробился, сжимался и растягивался. А люди напоминали чудовищ с картин Гойи и Босха. Он перестал любить картины, но он продолжал бывать на выставках, чтобы еще больше увериться в несовершенстве мира и человека. И лишь однажды, попав в мастерскую одного художника, замер. Здесь не было некрасивых вещей, напротив, все вокруг поражало своей не правильной, асимметричной красотой. И эти пейзажи, что манили к себе, и эти птицы, похожие на цветы, и цветы, так похожие на птиц. И веселые девушки, которых можно было спутать и с теми и с другими.

Он понял, что красота, которую он так долго и безнадежно искал, все-таки существует. И он может видеть ее часто, даже прикасаться к ней. Откуда ему было знать тогда, что все обернется фальшивкой, обманом? Но когда он во всем разобрался, то у него с глаз словно спала пелена, теперь он точно знал, что ему нужно делать, чтобы исправить этот несовершенный мир, который так привык доверять фальшивым зеркалам.

А зеркала он перестал замечать, как перестает человек замечать долгую и изнурительную болезнь. Просто знает, что она есть, и мирится с ней до поры до времени. Но в душе он все так же их ненавидел, и ненависть его день ото дня становилась все сильнее.

Здесь было тихо, спокойно и уютно. Кафе «Венеция» со своими огромными зеркалами, прекрасными шпалерами и золоченым фарфором располагало к задушевной беседе. Мне и хотелось немного расслабиться, посидеть, отдохнуть, но Карчинский заметно нервничал, хотя и пытался не подавать виду. Он изо всех сил старался шутить, улыбаться, но все это давалось ему с величайшим трудом. Я уже отдала ему сверток и теперь рассказывала о своей встрече с Паком.

То есть рассказывать мне было, собственно, нечего, всего несколько фраз, но художник ловил их с жадным вниманием и нетерпеливо выспрашивал подробности. Сначала я не хотела говорить ему о том, что ваза, которую он послал в подарок, разбита, но потом все же решилась сказать. Вазу ведь попросили доставить меня, и я довезла ее в целости и сохранности, но затем ее кто-то разбил. И я здесь ни при чем.