Виктория Платова - Смерть в осколках вазы мэбен

При этих словах, а особенно от ленивого наглого тона, каким этот молодчик произносил их, меня бросило в жар, а по спине поползла холодная капля пота. Я поежилась. Не хотелось бы мне попасть этому ублюдку в лапы. Но Карчинский на его вопрос ответил:

— Я все получил и все сделал как надо. Осталось только отправить вазу обратно. Начинка надежно упакована, никому и в голову не придет, что скрывается внутри вазы.

— Ты должен был ее отправить, но не отправил. Знаешь почему приходится тебе задавать этот вопрос? После одного прокола ты тут же совершаешь другой. Такое поведение и твоя наглость выведут из терпения даже святого. Поэтому хозяева спрашивают, где алмазы?

— Не знаю! — завопил Карчинский. — Не знаю я! И как я могу это знать, если готовую вазу тоже украли?

— Ах, тоже. — Молодчик засмеялся. — Эти басни даже мне начинают действовать на нервы. Придумал бы что-нибудь пооригинальнее.

— Я что, похож на идиота? — зарычал Карчинский. — Пака еще никто не кидал, а с Чоном только самоубийца станет связываться. Неужели же не понятно, что все специально подстроено? Кто-то узнал о вазе из Кореи и забрал ее, но ему ведь также было известно и о вашем товаре, который должен уйти туда. Вот кто-то и взял себе все. Уверен, что не вазы его интересуют…

— Вот ты и попался! — Торжествующе произнес молодой. — Сам себя выдал. Ты же меня убеждал, что вазы в целости и сохранности. Но если кто-то знает о начинке, то их давно нет и в помине, даже осколков не осталось. Поэтому давай рассказывай всю правду.

— Я уже все рассказал, — устало ответил художник. — Мне больше рассказывать не о чем.

— А если так?

Послышался вскрик и глухой удар.

— Не надо, — теперь художник умолял. — Я действительно рассказал всю правду. Я могу повторить это самому Паку, хотя знаю, что он вряд ли оставит меня в живых.

— Правильно знаешь, — ответил подручный шефа Центра корейской культуры, — но пока с тобой и я могу разобраться.

Снова послышались крики, художник просил о пощаде, но никто не собирался его жалеть. Значит, именно этого человека послали из Москвы. Странно, что он так долго добирался. А я так и не смогла предупредить Карчинского, хотя времени у меня было достаточно. А если мне сейчас позвонить в милицию и сказать, что преступник напал на художника? Пусть приезжают и разбираются. Но для того, чтобы это осуществить, мне сначала нужно спуститься с балкона. Да, подняться было легче, чем спуститься. Я ухватилась за перила, перебросила ноги и постаралась нащупать уступчик, по которому поднималась наверх.

Моя рука задела какой-то предмет, похоже, что кусок глины, он полетел вниз и звучно упал на землю. Голоса в мастерской тут же смолкли, через секунду погас свет. Я лихорадочно болтала ногами, пытаясь удержаться. Второй этаж, в конце концов, не так уж и высоко. Нога соскользнула с уступчика, и я полетела вниз. Приземлилась с шумом, но довольно благополучно. Кажется, ни ушибов, ни переломов нет. Но в мастерской сейчас два человека. Одному приходится плохо, а другой затаился и выжидает. Возможно, он вообще уже покинул мастерскую, не дожидаясь, пока там появится еще кто-то. Скорее всего, так и есть. А Карчинский там один. А если он пострадал? Нужно ведь вызвать «Скорую». А лучше всего позвонить сразу по двум номерам. Пусть и менты, и врачи приедут и на месте разберутся. Я быстро пересекла дворик, зашла за угол, где торчала телефонная будка. Похоже, что аппарат исправен. Я торопливо набрала две цифры, и тут меня сзади обхватили цепкие руки. Я попыталась закричать, но лицо закрыли мягкой тряпкой с каким-то резким кисловатым запахом. Я судорожно вздохнула и стала проваливаться во тьму.

Я пришла в себя и долго не могла понять, где нахожусь. Совершенно незнакомая комната, с незнакомыми вещами и незнакомыми запахами. Удивительное количество старых вещей. Эту лампу делали, похоже, в тридцатые годы, а тот буфет не иначе как из прошлого века. Понятно. Есть такой сорт людей, которые не в силах расстаться с дорогим их сердцу старьем. Вот и хранят шкафы и комоды, столы и стулья. Это может касаться одежды или игрушек. А потом проходит сколько-то лет, и старые вещи начинают представлять историческую ценность. Вот чего никогда не могла понять моя мамуля, стремящаяся окружать себя современными вещами. А эти старые вещицы напоминали мне дом бабушки. Даже запахи были схожие: каких-то трав, нафталина, опилок и еще чего-то неуловимого. Наверное, так пахнет старость.