Деон Мейер - Семь дней

У Гриссела зазвонил мобильник.

— Говорит Фабер из ОЭКС. Мы у дома. Как нам попасть в квартиру?

Не успел он ответить, как с порога послышался голос Мбали:

— Бригадир, он только что подстрелил еще одного. И на этот раз все гораздо серьезнее.

Вытаращив глаза от ужаса, он хватал воздух ртом. Первым его порывом было вдавить педаль газа в пол, умчаться, забиться в темный угол, спрятаться… Ему пришлось перебарывать себя. Он взревел от досады и страха. Теперь все изменилось!

И не по его вине.

Ждать их пришлось целую вечность. Наконец мимо него по Локстон-роуд с ревом промчались три патрульные машины и повернули за угол. Одна из них там и осталась, две другие подъехали к торговому центру, остановились у входа в супермаркет. Меньше чем в ста метрах от него.

Из машин выскочили пять констеблей с оружием в руках.

У него все было уже готово; он следил за ближайшим к нему полицейским в оптический прицел. Он понимал, что торопиться не стоит: пока они бегут, ему трудно попасть в цель.

И вдруг, к его удивлению и облегчению, один полицейский остановился. Снайпер тут же прицелился ему в ноги. Надо же, как повезло! Он нажал на спусковой крючок… И вдруг его цель присела на корточки… Он почувствовал отдачу и сразу понял: беда. Посмотрел в прицел. Пуля угодила в живот. Из его горла вырвался крик. Он был сам не свой от страха. Забыв о тщательной маскировке, швырнул винтовку на ковер, поднял шторку, перелез на водительское сиденье. Его трясло, как в лихорадке. Комбинезон за что-то зацепился, он дернул, послышался треск материи. Он завел мотор и на скорости поехал прочь.

Сзади послышался вой сирены; он невольно сжался и воскликнул:

— Господи!

Вдруг он заметил в боковом зеркале «тойоту». За рулем сидела женщина с перекошенным от злости лицом; он отвернулся и покатил дальше. Он понимал, что допустил крупную ошибку. И даже не одну, а две. Нет, три.

Он убил полицейского. «Чану» заметили. И еще — он не убрал на место винтовку. Она валяется в фургоне, почти на виду.

Гриссел слушал, как расстроенная Мбали, приложив трубку к уху, снова и снова спрашивала:

— Приехала скорая?

Потом она направилась к двери, на ходу бросив Мани:

— Бригадир, я ухожу. Мое место там.

Несколько человек звонили в участки в Ботасиге, на Тейбл-Вью и в Мейтланде. Приказывали развернуть блокпосты. Голоса их звучали громко и встревоженно. Кто-то на повышенных тонах беседовал с представителем компании «Телком», требовал предоставить сведения о телефонном звонке, поступившем в милнертонский участок.

— Вы не понимаете. Я не могу ждать до завтра…

Гриссел сообразил, что кое-что может сделать и сам. Вошел в список входящих вызовов и перезвонил Фаберу из ОЭКС.

— Сначала вам придется поехать в Милнертон. Там застрелили еще одного.

— Соломон?

— Мы думаем, да.

— Куда ехать?

Он продиктовал адрес. Фабер сказал, что они уже едут, и отключился.

Гриссел еще немного постоял, присматриваясь и прислушиваясь, испытывая смутное желание принять участие во всем сразу. Его захватило привычное волнение, предвкушение погони. Цель почти осязаема!

Он понимал, что время не ждет. Он должен форсировать события. Нельзя позволить Соломону выстрелить снова.

Он ушел с работы только в четверть одиннадцатого. Констебль Эррол Матхейс скончался от ран в милнертонской клинике — внутреннее кровотечение и повреждения внутренних органов оказались слишком серьезными. С блокпостами они опоздали, стрелку удалось уйти. Гриссел понял, что сегодня ничего уже сделать невозможно.

Он позвонил Алексе с дороги. Она подошла к телефону сама и сразу спросила:

— Как дела? — Он вздохнул с облегчением, услышав ее трезвый голос.

— Не очень хорошо. Я еду к тебе.

— Тогда я передам Элле, что она может ложиться спать.

— Я скоро приеду.

Когда через двадцать минут он остановился у ее дома, на веранде зажегся свет. Алекса распахнула дверь и остановилась на пороге.

— Ты устал, — сказала она и поцеловала его в щеку. — Я подогреваю тебе пиццу. Ее заказала Элла.

Бенни заметил, какое у нее усталое, одутловатое лицо. Лоб в испарине… Он прекрасно понимал, как ей сейчас трудно. И невольно вспомнил похожую на Алексу красавицу, безупречную и безмятежную Аннемари ван Эден. Сердце у него сжалось от нежности к Алексе.

— Я очень горжусь тобой, — сказал он, входя и закрывая за собой дверь.

Она ссутулила плечи, как будто у нее больше не осталось сил, и горько заплакала. Бенни крепко обнял ее. Она прижалась к нему.