Дмитрий Черкасов - Записки Джека-Потрошителя

У другого от этих речей, вероятно, побежали бы мурашки по коже. Но Дарлинг провел в компании Сикерта достаточно долгое время, чтобы привыкнуть к его образу мыслей. Они покидают набережную и углубляются в переулки, где Сикерт ориентируется так же хорошо, как летучая мышь в лабиринте своей пещеры.

— Знаете, где мы сейчас? — вскоре спрашивает он спутника с усмешкой, словно предлагая очень интересную загадку.

Дарлинг осматривается, но поблизости нет ни одной таблички с названием улицы. На первый взгляд, она не отличается от десятка тех, что они уже посетили; впрочем, он отнюдь не удивится, если у нее и вовсе не окажется имени.

— Какой вы, оказывается, сноб, Дарлинг! — наигранно возмущается Сикерт. — Между тем у этой улицы своя и причем очень примечательная история. Это… Бакс-роу!!!

— Потрошитель! — осеняет литератора. — Вы поэтому и привели меня сюда?

— Да, я решил, что вам это должно быть интересно. Посмотрите!

И он указывает на высокие деревянные ворота в кирпичной ограде, мимо которой они проходят. Как объясняет Сикерт, именно здесь и нашли тело несчастной проститутки.

— Полли Николе… Кстати, вы знаете, почему эта улица называется Бакс-роу? Когда-то здесь был пруд, правда, я не знаю, где именно; так вот, добрые лондонцы частенько испытывали в нем особ, подозревавшихся в колдовстве. Их связывали крест-накрест — большой палец левой руки к большому на правой ноге, и наоборот. А затем бросали в воду, поскольку считалось, что вода не примет того, кто знается с дьяволом! Ну а невиновный должен был пойти камнем ко дну. На всякий случай, подозреваемых обвязывали веревкой; кажется, некоторым бедолагам удалось даже выжить после такого купания… Старые добрые времена, а?

Он заговорщицки улыбается.

— Дакинг-Понд-Роу! Улица пруда для купания. Название сократилось до Дакс-роу, а потом превратилось в Бакс-роу.

— Любопытно, — Дарлинг внимательно изучает улицу и дома.

— Потом я покажу вам одно местечко на Темзе, — обещает Сикерт, — где в старину казнили пиратов. Их вешали возле реки, на линии отлива — так, чтобы носки почти касались воды. Считалось, что зрелище гниющих трупов должно предостеречь моряков, которым могло прийти в голову заняться разбоем.

— Любопытно, что вы об этом заговорили, — подхватывает Дарлинг. — Знаете, Джеймс Брэдли — мой родственник по материнской линии — был потомком Джона Дженнингса, капера, который плавал в Атлантике во времена Якова Первого.

— Вот как?

— Да, когда король запретил каперство, Дженнингс получил лицензию у голландцев. В конце концов, он сдался ирландским властям и, согласно условиям амнистии, оставил при себе всю награбленную добычу. То же самое сделал и Брэдли. Так что состояние моей семьи начиналось с денег, награбленных пиратами! Но, в конечном счете, именно благодаря им — почти триста лет спустя — я могу позволить себе купить дом в Лондоне.

— Да, кстати, я как раз хотел поговорить с вами кое о чем…

Дарлинг улыбается, он с самого начала прогулки заметил, что Уолтер собирается о чем-то просить.

— Когда мы были у вас, я почувствовал прилив вдохновения! А оно в последнее время, к сожалению, нечасто посещает меня, — продолжает художник. — У меня есть несколько студий здесь, в Уайтчепеле, где можно отдохнуть от суеты и сосредоточиться на работе. Но в последнее время тут стало неспокойно, полиция шныряет по улицам, а соседи смотрят на меня с подозрением. Возможно, вы сдадите мне часть вашей берлоги на некоторое время? Ваш дом — отличное место для студии, особенно чудесна мансарда на втором этаже, там, где возле окна стоит старый дуб. Я думаю, придется спилить часть веток, чтобы в комнате стало светлее. Вы ведь не будете против, старина?

— Дьявол, Уолтер, — Дарлинг смеется. — Я еще не дал согласия, а вы уже залезли с пилой на дуб, который, возможно, видел самого Шекспира!

— Глупости, — парирует тот. — Вы же там чертовски скучаете в одиночестве, признайте сами. И для одного человека ваше убежище все же чересчур мрачновато. Мое соседство не будет обременительным, если не считать задержек с квартирной платой! — добавляет Сикерт и смеется.

Денег на аренду у него нет, у него вообще нет денег, но Уолтер собирается продать несколько картин из числа тех, от которых «устал». Обычно он не торопится расставаться с полотнами, загромождающими его мастерскую, однако…

— Однако некоторые работы начинают со временем тяготить. Это как с женщинами: глубокая страсть неожиданно сменяться равнодушием, а равнодушие переходит в неприязнь, когда самые мелкие недостатки начинают раздражать. Уверен, что вам это знакомо.