Андрей Бадин - Топтала

— Ну вот, видите, есть информация для дальнейших оперативных разработок. Надо ходатайствовать у руководства о продлении дела. Плевать на прессу, плевать на всех. Надо копать дальше, — согласился Фомин.

— Надо копать, надо копать, — ехидно передразнил полковник. — Я и сам знаю, что надо, но согласятся ли Кошелев и прокурор? Им сверху каждый день достается, захотят они пойти к министру с таким предложением? Осмелятся ли? Им проще закрыть дело, объявить Краснова в федеральный розыск, и баста.

— Политика, я понимаю, но когда решается судьба нашего товарища…

— Стоп! — повысил голос полковник, и Алексей умолк. — Демагогии не надо. Если на чаши весов лягут судьба Сергея Краснова и твоя судьба, ты, я уверен, поступишь в своих интересах. Как и каждый из нас. — Максимов обвел взглядом подчиненных.

Все сидели подавленные и молчали. Фомин понурился и тяжело вздохнул.

— Поэтому отдадим судьбу Краснова в руки провидения и будем ждать. Я постараюсь убедить генерала в целесообразности продления дела, в связи с его экстраординарностью. А как он там поступит — не знаю. Может, он тоже за спокойное, без горячки расследование. — Максимов сел в свое кресло, положил ногу на ногу, взял остывший чай в подстаканнике и сделал глоток.

Сколько прошло времени, Краснов не знал. Медленно приподнял веки и осмотрелся. Он лежал на холодном каменном полу в подвале какого-то дома. Под потолком тускло светила сорокаваттная запыленная лампочка без абажура, в углах у стен валялась мебель: старые стулья, матрацы, хлам, годами скапливаемый бережливыми хозяевами. Дышалось тяжеловато, хотя маленькая форточка была приоткрыта. Сильно болела голова, особенно правая ее часть, и нестерпимо хотелось пить. Во рту пересохло, точно после пьянки.

Сергей шевельнулся, осмотрел свое тело и нашел его в плачевном состоянии. Ноги и спина от долгого лежания в одной позе затекли, и, кажется, он простудил поясницу. Сыщик хотел принять более удобное положение, но тело с первого раза не послушалось. Его правая рука была пристегнута наручником к толстой трубе. Стальное кольцо сильно сжимало запястье, и острый край резал кожу. О том, чтобы сломать браслет, речи не было. Он осмотрел трубу, взялся за нее рукой, дернул пару раз, но она даже не прогнулась.

Краснов некоторое время лежал и вспоминал, что с ним произошло, а когда наконец вспомнил — мысленно выругался.

«Нельзя лезть сломя голову в неизвестный дом. Может, там взвод солдат. Вот и попал впросак — получил по затылку, и как выбираться из этого положения, не знаю».

Наконец спина отошла, и сыщик решил действовать. Он привстал, потянулся ногой к куче хлама, зацепил носком ботинка моток алюминиевой проволоки и попытался притянуть к себе. С первого раза не получилось, а вот со второго…

Когда спасительная проволока была у него, Сергей взял валявшуюся рядом ножку от разломанного стула и пару раз сильно ударил по кончику проволоки. Он сплющился и согнулся. Вставив самодельную отмычку в замок наручников, он без труда его открыл. Вынул руку, встал, размял продрогшее тело, сделал несколько махов и боксерских ударов по воздуху.

Покопавшись в мусоре, нашел обломок старой водопроводной трубы. Ничего, сойдет вместо оружия.

С трубой в руке Сергей осторожно двинулся в глубь подвала. Вдруг он услышал скрип открываемой двери, насторожился, вернулся к батарее, сел на пол у стены и вставил руку в наручник. Браслет защелкивать не стал, а сместил его вбок и задвинул рядом с замком. В любой момент сыщик мог скинуть кольцо и освободить руку. Трубу положил за спину — на всякий случай.

«Хотели бы убить — убили. Значит, я им для чего-то нужен», — подумал он и стал ждать.

Шаги приближались, и Краснов понял, что идут несколько человек. Он решил действовать осмотрительно и не спешить. Вскоре из темноты вышел Петровский, за ним Анна и следом ресторанная стриптизерша. Она была в неизменном лайкровом черном комбинезоне, режиссер в старых джинсах и темной футболке, а вот Анна разоделась как на парад. На ней красовался белый блестящий пиджак, короткая белая юбка из той же ткани, а под пиджаком — короткая, до пупка, узкая белая футболочка. Груди выпирали под ней великолепными буграми. Ясно, что о трауре она и не вспоминает, хотя Герман Фрейн похоронен еще не был.

Все трое встали перед горе-сыщиком и презрительно взглянули на него. Пленник немного изменил положение, поправил свободной рукой пряжку на поясе и с опаской взглянул на вошедших. Их появление не предвещало ничего хорошего.