Сергей Коротков - Истребитель

Ни оружия, ни сил, ни известий. Бездорожье. Завалы. Чащобы и постоянные страхи в черни дремучей тайги.

Они шли, ползли, плелись – наобум, не зная, куда идти и что делать в их положении.

Раны Гунькова ныли и болели. Ныл от этого и сам Гуньков.

Как-то вмиг оба почернели от грязи, щетины, страха, исхудали и поникли дальше некуда. Хотя прошла всего одна ночь! Но они были живы! Самое главное.

Отдыхали и долго сидели на земле в перерывах похода. Спешить, в принципе, им было некуда! Молчали, изредка бормоча полубессвязные фразы. Глотали голодные слюни.

И опять топали. Падая и постанывая. Припадая к маленьким лужицам и утоляя жажду. Пережёвывая какую-то зелёную траву. Думая про себя о чём-то и вспоминая что-то, а вслух матерясь и похрипывая.

Шли наугад, по тусклому солнцу и замшелым деревьям. Рассудок таял, но ещё был, присутствовал, вёл.

Когда светило к исходу второго дня окунулось за верхушки гигантских сосен, кедров и осин, ёлок и берёз, в тайге сразу стало темно.

И тут произошло несчастье.

На спуске в один из оврагов по мокрым прошлогодним опавшим листьям и хвое, переступая и обходя лежачие деревья, Гуньков поскользнулся или оступился, и покатился вниз.

Громко вскрикнув, он затих.

Мисин не на шутку испугался, и осторожно, придерживаясь и опираясь рукой о почву, спустился в темноту.

Гуньков вздрагивал и хрипел. Так тихо, что Мисин его не слышал. Тело его бывшего охранника наткнулось на старую гнилую корягу. Сучок-корень распорол бок и весь живот бедняги, застряв внутри. Ужасный конец!

Полчаса спустя Мисин, продираясь сквозь заросли кустов и молодой осинник, вспомнил вдруг слова телохранителя: «Двум смертям не бывать!»

И сразу сник, скукожился, всхлипнул. Но тут же дёрнулся от недалёкого, но протяжного ноющего воя. Волчьего воя!

Ушло несколько минут, прежде чем Мисин осознал всё своё опасное удручающее положение, в котором оказался.

Он метнулся в одну сторону, в другую, упал, завертелся, скривившись в лице. Снова раздался однотонный, щекотавший нервы вой. И ему вторил другой, более грубый и сиплый.

Волки!

Мисин вскочил и кинулся в противоположную сторону. Не боясь коряг и острых ветвей, ям и змей.

Волки! Это било набатом по мозгам, убивало, но прибавляло сил.

Нужно срочно разыскать высокое толстое дерево, на котором можно схорониться, переспать, остаться живым. Срочно!

Осинник, как назло, не кончался. Ветки больно хлестали по лицу и плечам, глаза забивало лесным мусором кустов и слезами.

Мисин припустил бегом. Насколько позволяли рельеф Сибирских Увалов, густая растительность и темень.

Волки – стая вечно голодных, злых и страшных зверей шла параллельно курсу человека. Они слышали и чувствовали его. И мысленно уже пожирали.

Пусть их двое, трое, пусть со смертельными палками! Пускай. Ночь, тайга, двадцать пять голов серых жестоких хищников, промышляющих в этом районе три дня. В чужом районе! Пускай!

Много волков. Хотя их так мало осталось в Кеумском массиве, в соседнем Юганском заповеднике, во всей Южно-Сургутской тайге.

Дерево Мисину не попалось. От отчаяния он запрыгнул на пятиметровую трухлявую берёзку, но та сломалась, сбросив ношу на землю.

В чёрной мгле и редеющем осиннике царила смертельная тишина…

… «У меня же сегодня день рождения!.. Проклятый Топор…» – подумал Мисин, закатив глаза от боли, от вгрызающихся в тело жёлтых клыков.

Волки с диким ожесточением кусали и грызли человеческое тело.

Амбала-телохранителя Никита поразил с разбегу в прыжке, нанеся нокаутирующий удар ногой в область шеи и уха.

Просто присел, чтоб его не видел Мегафаров, обогнул кусты, разогнался с пяти метров и оттолкнулся, как часто делал в спортзале с грушей.

Охранник Мегафарова чуть обернулся, поэтому получил не в затылок, а сбоку в голову. Упал и замер.

Водителя Топорков вырубил тремя ударами.

Мегафаров припустил трусцой. Жирное тело сотрясалось под костюмом от бега.

Никита догнал его и вполсилы стукнул кулаком по башке. «Нефтегазовец» пригнулся, заохал и запричитал.

– Топорков… О-ох… Что я сделал? Что я сделал?

– В том-то и дело, что ничего! – крикнул Никита, рывком за ворот пиджака поднимая тушу Мегафарова кверху. – Сделал – не сделал! Я таких, как ты, мочу, ты знаешь!? Что трясёшься? Истребляю, стираю с лица города. Очищаю землю. Ты бы знал, Булатик, сколько говна в Шумени!

– Я… Я…

– … Ху…ня! – процедил сквозь зубы Топорков и полуповёл-полупотащил Мегафарова к крыльцу главка.