Хьелль Даль - Четвертый под подозрением

— Вот именно, борода. Так вот, известно ли вам, что я человек состоятельный?

Озадаченный, Фрёлик кивнул и подумал: «Человек видит полицейского, который когда-то пытался найти полмиллиона крон, украденных из его дома, и говорит: „Так или иначе, я не пострадал“».

Инге Нарвесен шагнул вперед. Фрёлик последовал за ним. Нарвесен спросил:

— Скажите, что вы могли бы купить, скажем, на миллион восемьсот тысяч?

— Симпатичную квартирку в одном из пригородов — таком, где, к примеру, сейчас живу я.

— А что бы вы купили на восемь миллионов крон?

— Тут уже придется поломать голову…

Нарвесен покосился на Фрёлика и криво улыбнулся. Они свернули на улицу Руальда Амундсена и зашагали в сторону Клингенберггата и улицы Хокона Седьмого.

— Вот и я тоже ломаю голову, — признался Нарвесен. — Ровно год и два месяца назад содержимое моего портфеля выросло в цене на сто пятьдесят миллионов крон. Завтра, в это же время, тот же самый портфель будет стоить триста миллионов крон. Тут, в общем, все зависит не от меня, а от целого ряда факторов: текущего уровня процентных ставок, моих долгосрочных капиталовложений, объема инвестиций и, не в последней степени, от общего состояния экономики. Такое случается не впервые. Фондовый рынок представляет собой настоящие «американские горки». Я несколько раз переживал стремительные взлеты. Но за взлетами всегда следовали кризисы, падения. Мне удавалось выходить из них с честью, потому что я обеими ногами стоял на земле и всегда оставлял небольшой задел. Кстати, открою вам маленький секрет. — Нарвесен остановился на углу Клингенберггата и улицы Хокона Седьмого.

— Какой еще секрет? — нетерпеливо спросил Фрёлик.

— Я изобрел отличное противоядие от неразумного оптимизма по отношению к акциям и ценным бумагам. Время от времени я прихожу в банк и снимаю со счета крупную сумму мелкими купюрами. Складываю эти купюры в пластиковый пакет из супермаркета и ставлю его в сейф в своем кабинете. Последний раз я проделал такую штуку меньше недели назад. Да, совершенно верно, я снял со счета пять миллионов наличными. Сейчас деньги в моем кабинете. В пакете из супермаркета. Всякий раз, как я совершаю такую операцию, я подхожу к шкафу, заглядываю в пакет и говорю себе: «Инге Нарвесен! Вот ради чего ты стараешься. Вот они, деньги. На содержимое этого пакета ты можешь купить себе приличный особняк, машину представительского класса и большой загородный дом, и у тебя еще останется. Остаток можно вернуть в банк и жить на проценты».

— Сейчас в вашем кабинете хранятся пять миллионов?

Нарвесен кивнул:

— Мне пора возвращаться к себе, чтобы заработать еще больше. Приятно было поговорить с вами, Фрёлик. Счастливо оставаться!

Фрёлик смотрел ему вслед. Двухминутный разговор о деньгах и «Какое это имеет отношение к вам?» сменилось добродушным пожеланием: «Счастливо оставаться».

Но… пять миллионов в сейфе в кабинете? Ха-ха, как смешно! Фрёлик произвел мысленные подсчеты: пять миллионов крон — пятьдесят тысяч стокроновых купюр. Уместится ли столько в обычном магазинном пакете? А может, он снял деньги тысячекроновыми купюрами, и тогда их всего пять тысяч? Сколько ему нужно пакетов? Ну хорошо, допустим, Инге Нарвесену нравится просто смотреть на деньги, щупать, нюхать их. Так почему не ограничиться суммой в сто тысяч? Или двумястами тысячами? Тогда его поступок казался бы более логичным. Приятно посмотреть, как выглядят сто тысяч. Но… пять миллионов?!

Фрёлик снова вспомнил события шестилетней давности. Обстановку в доме Нарвесена. Там царило уныние. Он помнил беспокойные глаза его матери — тогда за дом отвечала она. Ведь самого Нарвесена не было, когда к нему вломились грабители. Он уехал в отпуск куда-то в жаркие страны — на Багамы, на остров Питкэрн или еще куда-то в таком же роде, и о краже со взломом заявила его мать. Преступление совершилось в доме ее сына. Должно быть, грабители вломились туда ночью или рано утром. Мать Нарвесена жалась в углу дивана, похожая на маленькую птичку, и воображала себе всякие ужасы, а Нарвесен слал из теплых краев инструкции по телефону.

Мысли Франка Фрёлика переключились на Ильяза Зупака. Сейчас он сидит за убийство; отсидел уже больше пяти лет. Похоже, настало время побеседовать с Ильязом Зупаком.

Утро выдалось морозным и холодным. Над дальними горами занимался рассвет. Франк Фрёлик ехал на север по трассе Е6. Впереди начиналась утренняя пробка; на востоке всходило солнце. Он вынул из бардачка солнечные очки. Проезжая над горным хребтом, он смотрел на исторические области Карихауген и Северный Румерике. Поля, поля, похожие на огромные лоскутные одеяла. Три полосы в одном направлении, лимит скорости сто двадцать километров в час и только попутный транспорт. Почти американский пейзаж. Он поставил в проигрыватель диск Дилана Slow Train Coming и щелкнул по заглавной песне. Она была длинная; гитарные аккорды вполне соответствовали его настроению. Особенно хорош был припев. Фрёлик и сам казался себе поездом, который едет медленно, но все же движется вперед. Когда песня кончилась, он поставил ее еще раз и слушал Дилана до самых ворот тюрьмы Уллерсмо.