Татьяна Степанова - Зеркало для невидимки

Кох потратил на него, Гошку, почти все деньги. А себе так ничего и не купил, кроме набора лезвий «Жиллетт», тюбика вазелина и какой-то книжки на развале.

Но ведь они были настоящие друзья.

Странно, но лицо его Гошка начал уже забывать.

Лица как-то вообще быстро стирались из его памяти.

Он путал следователя, к которому его водили на допросы, с адвокатом, который тоже всегда на них присутствовал. А лицо брата, когда им дали свидание…

Ромка сказал, что привез ему сигареты и теплые вещи. Больше он ничего не хотел говорить. И ничего не спрашивал.

Куда летит этот вертолет?!

Да, он отчетливо помнил, как ему делали укол от столбняка. И еще он помнил то самое место — у обочины шоссе, ведущего от Стрельни к кладбищу, под старой елью — подстилка из палой хвои, ГДЕ ОН ПОХОРОНИЛ ТУФЛИ. Он нашел бы его с закрытыми глазами. Ночью и днем. В дождь, снег и буран.

Это были ее любимые белые туфли. В ту их единственную настоящую ночь она позволила ему снять их с себя.

Потом каждый вечер он находил туфли у дверей ее гардеробной. Надо было искать бесцветный крем или выпрашивать у Ирки немного молока, чтобы вымыть их… Чтобы они стали белее снега. Чтобы она смогла надеть их на свои стройные загорелые ноги.

А потом пройти, протанцевать на высоких каблуках по опилкам манежа, по асфальту, по земле, по облакам, по зыбучим пескам…

Вертолет летит. Вращающийся винт его подгоняет ветер, превращая его в бурю. Совсем нечем дышать от этого горячего упругого ветра. От пыли, от этой спертой духоты. И это ночное солнце — электрическое солнце под ржавой сеткой слепит глаза до слез.

И едкая пыль… А лишь на секунду закроешь глаза — перед тобой зыбучие пески, пески без конца и края.

Море песка. Пустыня. И конь пал под тобой, любимый конь вороной. И латы твои, рыцарь, — обугленный хлам. И щит давно уже брошен, потому что кого защищать в этом аду?

А там, где-то в гиблых песках, куда уже не дойти, не добраться, — призрачный хрустальный мираж — город сладчайший. Минареты и башни, рыцари и палладины, фонтаны, алмазы, сапфиры, бирюза, слезы… Эти вот предательские слезы, текущие по щекам… Соль. И ничего уже не нужно желать так сильно… Так сумасшедше хотеть… Все — в прошлом.

Кончено.

А она… Вот только руку, левую, здоровую руку положить на грудь. Крепко прижать. Она здесь, где стучит все сильнее и сильнее. Бешено бьется сердце.

Пойманный глупый зверек, раненая птица… ОНА ЗДЕСЬ. НАВСЕГДА С НИМ ОДНИМ.

Вертолет летит. Пролетел. Затих…

По коридору третьего блока не спеша прошел надзиратель. Заглянул в «глазок» восьмой камеры.

Тусклая лампочка в сетке под грязным потолком.

Браво (цирковой жаргон).

А. Н. Александров-Федотов — известный артист цирка, дрессировщик.

Клетка на машине (цирковой жаргон).

«Любовь не проходит…» (нем.) — Генрих Гейне.

Любимая (нем.).

Фр. Геббель. Перевод А. Плещеева.

«Каждый упорно молчал» (нем.) — Генрих Гейне.