Иван Жагель - Бокал вина

Уже в начале сюжета Головин заволновался, заерзал в кресле, что-то забормотал про себя. А когда Торопов посмотрел на него, Сергей пожал плечами, словно заранее признавая: они опять проиграют. Так оно и случилось!

В завершение диктор сказал, что у Чехова довольно много одноактных пьес. Их общее количество составляет двузначное число. А последняя цифра этого числа является третьей цифрой секретного телефона.

— У кого-нибудь есть ответ? — быстро спросил Головин, хотя никто не поднял руку. — Тогда давайте попытаемся перечислить эти одноактные пьесы по названиям. Ну, конечно, уже показанный «Медведь»…

— «Юбилей», «Свадьба»… — подхватила Инга.

— «Предложение»… — эхом откликнулась Оксана.

Больше ничего вспомнить друзья не смогли. А того, что назвали, было явно недостаточно. Во всяком случае, до двузначного числа они не дотянули.

В показанной в конце «Супершоу» расшифровке вопросов было сказано, что всего Антон Чехов написал десять одноактных пьес. Следовательно, третьим в секретном телефонном номере был ноль.

— Я абсолютно уверен, что в тех книгах, с которыми мы работали, так детально о творчестве Чехова не сообщается! Даю стопроцентную гарантию! — заявил Торопов. — Впрочем, это можно проверить.

На следующий день друзья опять поехали в библиотеку, и в отобранных Алевтиной справочниках они нашли лишь общую информацию о великом русском писателе и драматурге — когда родился и умер, где жил, чем болел, основные произведения. Понятно, что о количестве одноактных пьес там вообще не было ни слова.

Ничего не дало и выяснение отношений с библиотекаршей. Нина Ивановна клялась, что регулярно, не реже одного раза в неделю, переписывает издания, оставляемые Алтыновой на бронеполках. Естественно, ничего не скрывает она и от друзей. После этого стало очевидно, что Алевтина черпает вопросы еще где-то, или ей помогают — хотя бы временно, эпизодически — другие люди.

Таким образом, возникала качественно новая ситуация. Если прежде результаты игры друзей зависели только от объема перелопачиваемой ими литературы, от их собственной добросовестности и усидчивости, то теперь им нужно было решать еще и уравнение с одним большим неизвестным, что не только раздражало, но и обезоруживало. Эти странные вопросы были своеобразной «черной дырой», которая способна была без остатка поглотить все их усилия.

Пару недель они еще искали какой-то выход, предлагали различные варианты решения проблемы, спорили, а потом Головин заметил, что Оксана и Петр начинают сачковать. Увиливая от посиделок в библиотеке, выглядевших все более и более бесполезными, сладкая парочка придумывала различные благовидные предлоги и поводы.

Сергей, естественно, пытался вдохнуть в них веру в успех, говорил, что количество затрачиваемых ими усилий неизменно должно перейти в качество. И что удивительно, с ним никто не спорил. Торопов, с его взрывным характером, подобным образом мог реагировать только на слова душевнобольного, которого лучше не беспокоить.

Только Инга продолжала добросовестно тянуть непосильный воз, просиживая в библиотеке с утра до ночи. Постоянные встречи с людьми, привозившими своих детей в Москву на лечение, придавали ей дополнительные силы. И Головин очень боялся, что он ее подведет.

Однажды, провожая вечером Ингу домой, Сергей даже стал исподволь готовить ее к неблагоприятному развитию событий. В тот вечер они не спеша шли через сквер, под ногами уже шуршали первые опавшие листья и он вдруг произнес:

— Если мы так и не узнаем, откуда появляются эти проклятые вопросы, то наш выигрыш суперприза растянется на неопределенное время…

— Ты хочешь сказать, что мы вообще не выиграем? — уточнила его мысль Инга.

— Я этого не говорил.

— Ну хорошо, давай остановимся на том, что мы можем не успеть внести деньги за купленные тобой квартиры, да?

— Знаешь, — вздохнул Сергей, — я очень не хотел бы, чтобы проблемы с твоими подопечными опять поссорили нас.

Она прижалась к его руке:

— Не бойся, этого никогда больше не будет… И все же постарайся что-нибудь придумать. Ведь ты же это можешь…

В ее голосе прозвучала такая мольба, что у Головина защемило сердце. Это болезненное чувство не оставляло его несколько дней. Он все отдал бы, чтобы найти выход из ситуации. И решение пришло в самый неожиданный момент.

В одно прекрасное октябрьское утро Головин проснулся, когда солнечные лучи уже лежали на его подушке. Это означало, что он опаздывал на лекции. Ускоренно проделав водные процедуры, Сергей заскочил на кухню, чтобы схватить бутерброд, и тут Татьяна Григорьевна сказала: