Никита Филатов - Мышеловка капитана Виноградова

— Как жену, что ли?

— Жена… Нет, пожалуй, скорее — сестра. Общая наша сестра, одна на всех — общей жены же, слава Богу, быть не может! Точно! И напоминает она иногда о себе, и внимания требует — но чаще где-то просто есть поблизости, сестра наша — смерть…

— Ты прямо поэт, Оттович! Сказа-ал… — Видно было, что Савченко безгранично уважает майора. — Еще?

— Давай. Под настроение! А, капитан?

— Не возражаю. — Голова Виноградова отяжелела, потянуло в сон, но финишировал он наравне со всеми.

— В койку! Всем — спать, через два часа подъем. — Голос Раабтилена был усталым и приятным.

Владимир Александрович мягко откинулся вбок, поверх одеяла, и, коснувшись щекой чуть прелой подушки, мгновенно отключился.

…Шагов и скрипа двери Виноградов не услышал. Проснулся он от мощного золотисто-багрового потока света, разом заполнившего сторожку, — прямо напротив входа из-за горных зубцов поднималось пышное и жаркое солнце.

— Кто рано встает — тому Бог подает! Эй, славяне, ау!

Стало чуть потемнее — часть дверного проема заполнил силуэт Ипатова.

— Пивка не желаете?

— Изыди! — прорычал из своего угла Раабтилен.

— Как хотите… А вот тут по случаю… — На огромной ладони старшины блеснули два серебристых цилиндра.

— Подъем! — Майор уже стоял посредине, у стола. — Откуда?

— «Открывашкино».

— Неужели поймали?

— Ну! — гордо кивнул Ипатов.

— Рассказывай. — Майор уже оторвался от пенистой банки и передал ее подошедшему Савченко.

— Да как и ждали — еще затемно притащился. С той стороны шел, от аула. Тихо так пробирался, профессионально…

— На старое место?

— Нет, ты правильно сказал — он каждый раз меняет… Короче, с приборчиком я его вижу — а он меня нет! Дали гаду устроиться поудобнее, потом аккуратненько с Курбанычем его обошли — и всего делов.

— Живой?

Старшина покосился на гостя:

— Обижаешь, командир. Нешто мы бандиты… Сюда принесли!

— Давай всех вниз. Всех, с постов тоже! — Вспомнив ночной разговор, Раабтилен помрачнел.

— Есть! — Почувствовав что-то, Ипатов без разговоров отправился выполнять приказание.

…Когда Раабтилен, Виноградов и братья Савченко подошли к небольшой каменной площадке у прохладного горного ручейка, на одном из валунов с аппетитом уплетал бутерброд с китайской ветчиной Курбанов. Он приветственно улыбнулся и с наслаждением запил трапезу водой, зачерпнув ее прямо ладонью. У его ног без движения лежало что-то, прикрытое черной, побитой временем буркой, рядом матово лоснился старого образца карабин с оптическим прицелом.

— Его?

— Ага. Вещь!

Откуда-то сверху спустились омоновец Андрюша Мальцев, весь в небритой рыжей щетине, любитель поспать и поесть, и его напарник, старший сержант Ровенский, из всех развлечений предпочитавший разнообразное общение с женским полом. Оба знали Виноградова по предыдущим «горячим точкам». Со стороны дороги приблизились Ипатов, несший пустой котелок, и долговязый жилистый парень в камуфляже и полковничьей папахе без кокарды — адъютант сотника Лexa Махотин, из бывших афганцев, до армии — головная боль участковых, драчун и волокита.

— Начнем?

— Давай!

Ипатов откинул бурку.

На россыпи мелких камней, неестественно вывернув сломанные в плечевых суставах руки и запрокинув голову, лежал невысокого роста черноволосый юноша лет двадцати с небольшим. Маскировочный комбинезон его, такой же как у Махотина, был разорван, под страшной раной на ноге натекла лужа крови. В крови было и лицо, по всему судя, целых ребер у парня тоже почти не осталось.

Виноградову стало не по себе, он откинул со лба взмокшие волосы:

— Постарались…

Савченко-старший отставил в сторону карабин, пуля из которого сидела у него в руке, подошел вплотную к пленному. Не спеша расстегнул ширинку и помочился ему на лицо. Юноша застонал и конвульсивно дернулся. Ипатов окатил его водой из принесенного котелка. Красивые черные глаза почти осмысленно обвели окружающих.

— Кто? Откуда? Почему? — Вопросы Раабтилен задавал негромко.

Пленный ответил что-то — гортанно и певуче.

— Он не будет говорить по-русски, — перевел Махотин.

— Переведешь?

— Могу. — И казак произнес вопрос по-халкарски. — Он говорит, что когда-нибудь смерть придет и в наши дома. Что муки его народа покажутся счастьем вашим женам и детям. Аллах пошлет русским гибель долгую и мучительную…

— Смелый парень, — хмуро констатировал Ровенский.

— Здесь таких много.