Никита Филатов - Мышеловка капитана Виноградова

— Не обижайся, но, видимо, хреново я тебя учил.

— Считаешь — сбежал с оперативной работы? Может, ты и прав, но, во-первых, — без штабов еще никто не обходился, здесь тоже, поверь, не сахар, а во-вторых… В стране — бардак, зачем, во имя чего шкурой рисковать — за гроши притом? Именно теперь главная задача — выжить, сберечь себя, чтобы когда все утрясется…

— Слушай, а я удивлялся — почему тебя милиционеры Гаденышем тогда прозвали…

— Пошел ты! — побагровел было Телков, но сдержался. — Ладно, после второго инфаркта меня вспомнишь. Семью только твою жалко — ты ж Таньку с двумя детьми нищими на сторублевую пенсию оставишь: машины нет, дачи нет. Одно пальто кожаное и понтов на миллион.

— Всего доброго.

— Постой! Тебя же не просто так вызывали. Напишешь объяснительную по вчерашнему, мне отдашь. И не выдрючивайся, ради Бога! Грамотно напишешь — смогу замять… Последний раз.

— Хорошо. Ты извини меня — нервы.

— Ладно, проехали. И еще. Сегодня к шести надо подойти к начальнику кадров, Петрову, в двадцать шестой кабинет. Будут решать вопрос о твоей стажировке у немцев — помнишь, то, что с прошлого года прорабатывалось. На пару недель. Так что — затихни и не рыпайся.

— Игорек, не могу я к шести — встреча в пять.

— Опять по Квадратному разборки?

— Как сказать…

— Далеко?

— Да так…

— Попытайся все-таки успеть. Я предупрежу Петрова, что просишь перенести на полседьмого, но уж тогда не опаздывай — полковники ждать не любят. Мы с Петровым, кстати, тоже в Гамбург с вами едем, всего на Управу человек десять…

— Все, опаздываю, подробности потом расскажешь.

Виноградов расстелил вчерашнюю газету и аккуратно присел на скамейку, по-весеннему не слишком чистую. Расстегнул плащ, достал книгу и углубился в чтение, не забывая, впрочем, поглядывать то и дело в сторону замыкавшей неухоженную аллею ажурной калитки. Этот скромный, уютный скверик между Механическим институтом и Молодым театром по ряду причин отвечал самым жестким требованиям конспирации и периодически использовался Виноградовым для наиболее деликатных встреч. Слепило солнце, отражаясь от глянцевых страниц, умиротворенно тяжелел сытый желудок. Клонило в сон.

— «…Человеком нельзя питаться систематически. Человеком можно только время от времени закусывать». Что это ты читаешь, Виноградов?

— Через плечо заглядывать неприлично, Петрович. Мирных граждан пугать — тем более. А читаю я Конецкого Виктора Викторовича, своего любимого писателя. Слышал?

— Читал. Ничего пишет, смешно… А вообще — злой он какой-то.

— Смешно… Умно он пишет, умно! А умные — все злые. Но не злобные.

— Есть разница?

— Конечно. Злость — сила созидательная, а злобность…

— Давай к делу, времени мало. Я пока эту твою шхеру нашел… Кстати — неплохо. Не возражаешь, если я здесь тоже с людишками видеться буду?

— Стакан нальешь — ради Бога. Шутка.

— Договорились. Груздев твой где?

— Не будет. Его намертво припахали — по той группе, что в «Ориенте» зацепили. Звонил сегодня с утра из аэропорта — рейс на Алма-Ату. Так что — выпал Груздев из расклада.

— Что ж поделаешь…

— Обидно. По «Спортспейсу» без него ни черта не сделаешь, тамаринские архивы все в Управлении по организованной… Он даже источников своих озадачить не успел.

— Брось. Контровского когда ухлопали? Во вторник. А сейчас — пятница. Это ж тебе не кино по телевизору: шесть серий в неделю — и преступление раскрыто.

— Он мне будет объяснять! Теоретик…

— Ты-то что-нибудь от трам-тарарама в «Ориенте» поимел?

— Головную боль в основном. Сегодня еще придется в Управление ехать — отписываться. А тут еще заграницей соблазняют…

— Я в курсе маленько.

— Тем более. Сам знаешь, может, послать все это…

— Решай сам.

— Ладно… В кабаке я тех девок установил. Официанта. Еще кое-кого выдернул… Контровский трижды ходил звонить, то ли Мише, то ли Грише, так и не дозвонился. Номер по памяти набирал — судя по всему, и до ресторана из гостиничного номера звонил, без толку. Кстати, Петрович, обязательно запиши себе: власть нашу, паразит, ругал.

— Это чем она ему не угодила?

— Говорит — в Совдепии, дескать, как большевики телефон с телеграфом захватили — так и не чинят.

— Пошел ты… Неужели серьезно — больше ничего?

— Абсолютно. Володин почти не пил — осторожный, черт, особенно за рулем. Да и Контровский не из болтливых — тамаринская школа.

— Я только что в прокуратуру звонил — Ишков дело заканчивает. Свидетели, вещдоки — все путем. Мотив…