Владимир Колычев - Блатные псы

– Ты сам себя подставил, Муртаз. Детский сад здесь развел, соплями все забрызгал…

– Ну да, нехорошо вышло, – согласился «апельсин».

– Сход решит, где хорошо, где плохо. С тобой – только через сход, а с этим «бакланом» я сам решу, – зло глянул на Гору Лукомор. – Этот «баклан» руку на вора поднял. На законного вора. Ему прощения нет.

Громила не выдержал его взгляд, внутренне сжался, но из груди вырвался предупредительный рык. Гора готов был драться за себя насмерть. За себя… Он уже сейчас чувствовал, что на Муртаза можно не надеяться, не захочет его молодой пахан обострять отношения с воровским миром из-за какого-то «быка».

– И что ты сделаешь? – Муртаз напряженно смотрел на Лукомора. Он изображал хорошую мину, но игра шла плохо, и это чувствовали все, не только он один.

– Ну, беспредела не будет. Как решит «смотрящий», так и будет. Решит он «опустить» этого «баклана» – «опустим». Решит отпустить – отпустим…

– Я здесь «смотрящий».

– Ты за тюрьмой смотришь. Но тут такое дело, что я тебя не признаю. Мне постанова нужна, мне объяснить должны, кто ты такой, кто тебя на положение ставил. Ты, Муртаз, этого мне объяснить не смог, поэтому я тебя не знаю. Так что за этой хатой ты смотреть не можешь, здесь я решаю, кто смотреть будет.

– Я за этой хатой смотреть буду, – вдруг заговорил Леня. – Я законный вор, у меня право на такую постанову. Если кто-то против, пусть скажет слово и пусть его обоснует… Или ты предъявишь мне слово Чапеля?

«Пиковый скороспел» не знал, что делать. Лукомор вынес по нему решение на сход, это его вполне устраивало. Но если Муртаз вдруг предъявит маляву от Чапеля, может последовать неконтролируемая реакция. Как бы ему в действительности не пришлось туго…

– Ты много на себя берешь, Лукомор! – сквозь зубы процедил он.

Муртаз чувствовал себя волком, загнанным в угол, но и сдаваться не собирался. Превосходства за ним больше не было, но его сила никуда не делась. И сам он с усами, и Гора с ним…

– Я здесь «смотрящий», и мне решать, сколько и кому на себя брать… Или кто-то против? – Лукомор вопросительно посмотрел на Кислого, перевел взгляд на его дружков – никто не посмел возразить. – Ты против? – вдавил он взгляд в Муртаза.

– Я тебе Гору не отдам! – мотнул тот головой.

Муртаз мог сколько угодно защищать своего «быка», но факт оставался фактом – он отдал инициативу Лукомору. По этому факту он признавал за ним право на безраздельную власть в камере, оставаясь «смотрящим» по тюрьме, фактически отходил под Лукомора…

Он сам это уже понял, поэтому побагровел, на висках угрожающе вздулись вены. Сейчас его прорвет… Но неожиданно дверь в камеру снова открылась, и вошел «контролер» в сопровождении спецназа. Вид у него был запыханный, замороченный, как после хорошей взбучки.

Спецназовцы сохраняли нейтралитет, и Лукомор понял, почему так происходит. Менты не собирались разруливать конфликт, они явились для того, чтобы кое-кого выдворить из камеры. Снова кто-то невидимый и недоступный из административного блока потянул за веревочки, чтобы сменить обстановку и декорации. Если сейчас Зацепа и Жадного уведут, Лукомор окажется в катастрофическом меньшинстве. И не бить его будут, а убивать…

Но из камеры попросили самого Муртаза, вместе с ним увели Гору. А Лукомор остался в блеске королевского величия, который создавала его свита.

Он утвердил себя в роли «смотрящего», Кислого «поставил в стойло», а Нагеля загнал на койку возле самой параши. Он мог бы загнать его под шконку, но ему вдруг захотелось проявить великодушие. Возможно, из-за нервного перенапряжения…

Дешевый кофе вкусным быть не может. Одинцов мог бы поспорить с этим утверждением, но только не сейчас. В кафе при автомойке им с Кирой подали дрянной кофе – по двадцать рублей за кружечку. Но ничего иного они не ожидали, а потому настроение ничуть не испортилось. Впереди целое воскресенье, свободное от служебных обязанностей. И сам по себе день чудный – уже с утра тепло и солнечно, и дороги сухие. Сейчас им помоют машину, и они рванут в Москву. До обеда дорога будет свободной, через полчаса пути они уже на Кольцевой…

В кафе зашли двое – среднего роста, крепкие на вид. Наглые взгляды, резкие движения. Один уже взрослый мужик, за тридцать, другому едва за двадцать перевалило. Взрослый в синтепоновой куртке, молодой – в кожаной, и тот и другой нараспашку. Они прошли мимо столика, за которым сидели Максим и Кира, молодой шумно задел свободный стул, но даже не подумал извиниться.