Иван Максименко - Подводные камни

— Спасибо, что открыла мне глаза, лапонька, — насмешливо ответил конспиратор и пошел в коридор, — оказывается, женщины еще хуже, чем я думал.

— Ты чертовски прав… — прошептала неслышно Вероника, потупив голову.

— Ты что-то сказала, лапонька? — донеслось из прихожей.

— Желаю тебе бессонной ночи! — равнодушно крикнула вдова.

— О, спасибо! С Дианой обычно засыпаешь только под утро и то, если она усталая, а если нет — съедает тебя с потрохами. Не баба, а зверь…!

Мягкий хлопок закрывающейся снаружи входной двери словно снял каменную глыбу с груди Вероники, она свалилась в кресло у стены, раскинув ноги, закатила назад голову и тихо фыркнула.

«Блин, хорошо, что эта баба позвонила, — упершись глазами в потолок, подумала молодая женщина, — а то уже невмоготу было на его физиономию смотреть…. А ведь он вообще не догадывается, что его ждет. Заподозрил, что что-то не так, но не понял что…. Тьфу! чуть было не ляпнула какую-нибудь глупость перед ним. И как же он догадается, если считает, что я глупее его. Какого он о себе высокого мнения стал, однако, а ведь все равно ему не увернутся. И говорит как мудреный философ, такие у него странные рассуждения. На все имеет простой ответ, даже на сложные вопросы. Эх, нашелся бы хороший воспитатель, глядишь, жизнь бы у него сложилась как у приличных людей. Не пришлось бы тогда, Родриго, перезревших тетушек обслуживать, и убийцей б не стал…. Хотя гнилое семя хороший плод все равно дать не может. Интеллект у него есть, какой-никакой, да вот употребляет он его совсем не по назначению, вот и результат. Жаль, лучше бы оставался зеленым и глупым. Неверного мужа вытерпеть легче, чем подлого любовника…. Мужа близко к себе подпускаешь, а любовника — еще ближе. Фатальная это ошибка для женщины…»

Вероника вскочила на ноги, вытянула последнюю сигарету из пачки, закурила и подошла к занавеске, раздвинув ее до середины. Она пробежалась глазами по мозаике светящихся окон соседних домов, в некоторых из которых время от времени мелькали человеческие тени, и остановила вдумчивый взор на опустевшем пятачке у сумрачного тротуара, где за пару минут до этого стоял красный ауди.

Молодая женщина, поеживаясь от свежей прохлады, просачивавшейся в узкую щель, прокрутила в уме разговор со своим любовником и заново испытала странное чувство, будто этот диалог был их окончательной исповедью друг перед другом, хотя она не знала, сколько еще дней или недель ему оставалось жить; чувство будто это был самый осмысленный диалог, который они когда-либо вели, и что каждая фраза в нем перевешивала по смыслу любую фразу, сказанную в прошлом. Родриго показался ей вдруг абстрактной фигурой, обобщением того недолгого отрезка ее жизни, частью которого он стал по воле судьбы. В этот раз Вероника не испытала привычного для себя омерзения, словно понимание того, что эта черная страница (то есть убийца ее мужа и само убийство) скоро навсегда закроется и оставит ее в покое, помогло ей смириться с ним и потерпеть его существование еще немного.

Смирение это, однако, больше походило на неуклюжее подражание настоящему смирению, осознанно исходящему из сердца, поэтому она воспринимала Родриго уже не как человека из плоти и крови, а как плоское зеркальное отражение, лишенное духа, вследствие чего в ней не пробудилось желание простить его за прошлые обиды и этим облегчить себя. Не возникало в ее душе спонтанного импульса сделать это, пусть даже самого слабого; такого же импульса, какой возникает в человеке, видящего, как на шее преступника, расплачивавшегося за свое злодеяние, затягивается петля. И мешал ей отнюдь не тот факт, что не каждый способен легко найти в себе силы, чтобы попросить прощение или самому простить, а то, что она, будучи ограниченной скудностью своей нравственности, не могла осознать значимость такого поступка.

Чем чаще лицо любовника всплывало в сознании вдовы, тем стремительнее оно теряло физические очертания, превращаясь в эфемерный призрак, словно явившийся в дурном сне, чтобы напакостить ей ради забавы, и исчезнувший внезапно в тот момент, когда она проснулась и открыла глаза.

Чувствовала молодая женщина, что в ее жизни наступает совсем новый этап, что мучительное прошлое отходит в небытие, забирая с собой Родриго. Не боялась она этого судьбоносного шага и сопровождавшую его неизвестность; ее больше беспокоила иная неизвестность, а именно — как долго оставалось ждать перемен. Убийца Мидаса Калано должен был стать мостом между двумя жизнями Вероники и рухнуть в бездну сразу же, как только она совершит переход в будущее. Исполнив свою миссию и рухнув в бездну, он должен был раствориться вместе с прошлым, истлеть как непотребное воспоминание, безвозвратно, без капли сожаления и угрызений, как будто господина Лимнера никогда на самом деле и не существовало.