Николас Пиледжи - Славные парни. Жизнь в семье мафии

Я поступил в Общественный колледж Уильямспорта на двухгодичную программу с получением степени специалиста в ресторанном и гостиничном менеджменте.

Это было отличным решением. Поскольку я служил в армии, то поступив в колледж, ежемесячно получал ветеранское пособие в размере шестиста долларов. Эту сумму я отсылал домой Карен.

Парни считали, что я спятил, но они-то не были ветеранами и не могли получать пособие. Вдобавок Поли с Джонни Дио заставляли меня учиться. Они хотели, чтобы я стал офтальмологом. Не знаю почему, но именно этого они добивались.

В каждом семестре я брал по шестьдесят часов и учился с упоением. Когда я попал в тюрьму, то был полуграмотным. Я перестал ходить в школу еще ребенком. В тюрьме я научился читать.

После отбоя в девять часов, пока другие парни всю ночь занимались ерудной, я читал. Я прочитывал по две-три книги в неделю. Я не сидел, сложа руки.

Когда я не был в школе, не принимал ставки или тайком не проносил в камеру еду, я строил корты или ухаживал за ними в зоне отдыха. У нас был один прекрасный корт с покрытием из красной глины и один бетонный.

В теннисе я разобрался быстро. До этого я никогда не занимался спортом. Теннис оказался замечательным времяпрепровождением. Поли и другие мафиози старой закалки играли в боччу у стены, но ребята помоложе, вроде Пола Маззеи, Билла Арико, Джимми Дойла и нескольких стрелков из Пурпурной банды Восточного Гарлема вскоре стали исправно заявляться в белых теннисках.

Даже Джонни Дио увлекся. Играть он научился, вот только ракеткой размахивал, как топором.

Еще в начале срока Поли сделал мне небольшую экскурсию по тюрьме и со всеми познакомил.

Спустя три месяца в тюрьме я начал принимать ставки. Одним из моих лучших клиентов стал Хью Аддонизо, бывший мэр Нью-Арка. Человеком он был приятным, а вот игроком - никудышным.

Обычно по субботам он ставил две пачки сигарет и включал в билет целых двадцать игр. Если в программе шла двадцать одна игра, он ставил на двадцать одну. В субботу Хью ставил на университетский футбол, а в воскресенье - на профессионалов.

Спустя некоторое время у меня делали ставки множество парней и даже тюремные охранники. Снаружи мне помогала Карен, улаживая дела. Она принимала деньги за ставки и выплачивала выигрыши.

Заключенные делали ставки или покупали что-то у меня, а их жены или приятели расплачивались снаружи. Так было безопасней, чем держать кучу денег в тюрьме. Не укради их у тебя заключенные, так могли отнять охранники.

Поскольку все знали Карен, у нее никогда не возникало проблем со сбором денег. Я кое-что зарабатывал. Так я убивал время. И это помогало мне держать охранников на мази".

Спустя два с половиной года Генри перевели на тюремную ферму, в полутора милях от тюремной стены. Генри мечтал попасть на ферму.

Беспорядки в тюремном блоке Льюсбурга, где за три месяца совершили девять убийств, создали очень напряженную ситуацию. Заключенные, включая гангстеров, отказывались покидать камеры и выходить на работу. В самый разгар беспорядков в почетное общежитие зашли охранники и отконвоировали всех гангстеров в одиночки, где те были в безопасности.

Карен подняла письменную кампанию в Федеральное бюро тюрем в Вашингтоне, чтобы добиться перевода Генри на тюремную ферму.

Она писала старшим чиновникам бюро, понимая, что те передадут письма подчиненным. Она знала, что если напрямую обратиться в Льюисбург, то ее письма просто отложат в сторону.

Но если Льюисбург получит письмо касательно Генри из головного офиса в Вашингтоне, то тюремному руководству останется лишь только гадать, уж не заинтересован ли в деле Генри кто-либо из высших полицейских чинов.

Каждый раз, когда Карен заставляла конгрессмена отправить письмо в Федеральное бюро тюрем, то переправляло письмо в Льюисбург, где куратора Генри извещали о запросе конгрессмена.

И никак нельзя было понять, были ли письма конгрессмена обычной рутиной или Генри действительно пользовался расположением политика. Не то чтобы администрация тюрьмы чувствовала себя обязанной закрыть глаза на закон из-за выказанного политиком интереса к Хиллу, но она определено не собиралась игнорировать права Хилла как заключенного.

Карен также просила бизнесменов, адвокатов, священников и родственников писать письма по поводу Генри как конгрессменам, так и в администрацию тюрьмы. Затем она обзванивала адресатов.

Карен не сдавалась. Она хранила всю свою корреспонденцию, отслеживала продвижение благосклонно настроенных бюрократов и не теряла с ними связи, даже когда тех повышали или переводили.