Татьяна Степанова - Прощание с кошмаром

— Эй вы, вонючие объедки, чтоб сдохли вы и ваши предки! Эй ты, огарок свечки (это получил один из понятых), чтоб утонул ты в речке!

— Славочка, да кто тебя такому выучил?

— Эй ты, — мальчишка обернул к следователю бледное, искаженное ненавистью лицо. — Эй ты.., обмылок какашки, чтоб завтра же сдох ты от кондрашки!

А в это время мать его выла точно по покойнику.

Оперативники же извлекали из шкафа и заносили в протокол в качестве изъятого вещдока коробку газовых патронов в количестве двадцати пяти штук.

— Как волчонок пацан-то, злыдень маленький, — заметил Андреев, когда они после обыска возвращались в отдел. Батька — наркоман, мать больная, бабка безропотная, бессловесная, дядька… И столько злобы к ментам у мальчишки… Кто-то в нем эту злобу уже начал выращивать. Не папаша ли, задрыга занюханная? Не дядя ли родной-любимый? Я вот о чем сейчас подумал, Никита, — Андреев покосился на мрачно молчавшего коллегу. — Хоть пока ничего конкретного нет на Свайкина и Говоровых по твоему профилю, а все ж погоди пока сбрасывать их совсем со счетов. Мальчишка-то видал каков? Яблочко от яблони… По потомству и о родственничках легко мнение составить. А ведь тут прямо злоба живая, человеконенавистничество, ей-богу,

Это было, конечно, сильно сказано, но в глубине души Колосов был со следователем согласен. Хотя Говоровы и Васильченко, как и Круглый Павлик, с пеной у рта настаивали на своей непричастности к убийству корейца, и в принципе их показания не противоречили друг другу, игнорировать версию о тощ что это именно они прикончили в овраге наркокурьера, пока не стоило. За эту версию было пока несколько фактов: кровавое прошлое Круглого Павлика, слепая жажда героина у Вани Говорова и этот вот мальчишка с его истерическим «чтоб вы сдохли!».

Колосов вздрогнул: Катя настойчиво снова его чем-то спрашивает: «Ты уснул, что ли, Никита?» А зачем ей рассказывать? О том коммунальном содоме что ли? «Обмылок какашки» — это ж надо, а…

— Никита, раз так, — Катя обидчиво надула губы, — я лучше пойду.

— Я думал о том, что тебе предложить — чай или кофе, потом вдруг вспомнил, что кофе кончился, наши выдули все, — тихо соврал Колосов. Ему очень не хотелось, чтобы она сейчас уходила. Но отвечать на бесчисленные Катины «отчего» да «почему» тоже было тяжко. Эх, помолчала бы лучше…

Но Катя молчать в кабинете начальника отдел убийств не желала — не затем явилась.

— А можно предположить, что этот ваш Свайкин и его подручные — убийцы? — вкрадчиво осведомилась она.

— И можно.., и нельзя. Она с тоской посмотрела в окно: нет, зря я сюда пришла. Он не расположен сегодня к откровенности — устал… Но явно думает сейчас о чем-то, что его тревожит и озадачивает.

— Ублюдки. Одни ублюдки кругом. — Колосов потер лицо ладонью. — Как они мне осточертели!.. Ну, что же ты затихла? Отчего еще о чем-нибудь меня не спросишь?

«Грубияна несчастного», — мысленно продолжила Катя, но лишь горестно вздохнула. Чай обжигал губы — кипяток. Уместнее всего сейчас было бы изобрести удобный предлог и улизнуть.

— Никита, большое спасибо за чай, но я пойду, мне тоже позвонить должны, я лучше потом, завтра…

— Посиди на месте, пожалуйста. И не вертись так. Чай сейчас остынет. А у телефона нет ног, не сбежит. — Колосов внезапно дотянулся через стол, крепко взял ее за запястье, сжал и тут же отпустил. — Сейчас чайку попьем, и я на машине тебя домой отвезу. Минут через пяток поедем.

Они замолчали. А потом в поисках нейтральной темы Катя, как за спасательный круг, ухватилась за рассказ о злоключениях Мещерского в объятой революционным восстанием Джакарте:

— М-да, хлебнул Серега наш. — Колосов хмыкнул. — Позвоню ему завтра же. Сто лет не виделись. С того раза.

Тот раз Катя помнила до сих пор так четко, словно трагические события, участниками которых стали и она, и Мещерский, и Никита, произошли не полгода назад, а лишь вчера…

— Не женился Сережка, нет ещё? — Колосов смотрел куда-то вбок. — Ну, теперь и вообще вряд ли… А так, знаешь ли, Катерина Сергевна, хочется на чьей-то веселой свадьбе с бубенцами гульнуть.

А она смотрела на его руки — сильные кисти, широкие загорелые запястья..

— Никита, а почему «и нельзя»? — спросила внезапно.

Он хмыкнул: не правильно, грамматически неточно ставить вопросы — это уж у нее манера такая. Внешняя нелепость и вместе с тем прямо спартанская краткость. И никогда такого вопроса не ждешь, потому что вроде бы уже тему проехали.