Татьяна Степанова - Рейтинг темного божества

Брагин замер на лестнице служебного входа. «Я зову вас подняться на новую эволюционную ступень, чтобы позволить людям возвыситься над собственной человеческой природой! — гремело из зала. — Станем как боги! Нет, превзойдем даже богов!»

Брагин сделал над собой усилие и преодолел последнюю ступеньку. О «ступенях» и «богах» он слышал не раз — собственно для трансмедитационных сеансов никаких особо новых импровизаций не изобреталось, но…

Все дело, конечно, в его потрясающем и таком переменчивом голосе. И в этом мощном гуле невидимой глазу, до предела наэлектризованной толпы, да и в собственном внутреннем тревожном состоянии, с которым он, Брагин, спешил сюда, в Зеленоград, из Москвы. И еще, наверное, в…

Тут, на лестнице служебного входа, Антон Петрович Брагин внезапно вспомнил, как впервые посетил его дом — дом человека, который стоял сейчас там, на сцене зрительного зала, и дирижировал взбаламученной толпой, как оркестром. Собравшиеся в зале люди знали его под именем Брата Стефана. Тогда в его доме Брагин впервые увидел ту, которую Брат Стефан называл своей родной сестрой.

Было холодное весеннее утро — несмотря на солнечный погожий март, на дорогах сильно подмораживало. Брагин — уж так случилось — провел ночь без сна, за рулем. Он подъехал к воротам, позвонил, и ворота автоматически открылись. Дом был большой, кирпичный, с сауной, подземным гаражом и прекрасным зимним садом. Но не он тогда поразил воображение Антона Петровича Брагина.

Поразило то, что его прямо с порога провели не в кабинет, не в гостиную с жарко натопленным камином, не в библиотеку — а прямо в спальню. Там было много воздуха и света и совсем мало мебели. Зеркало во всю стену, балетный станок и широкая кровать. На кровати среди мятых шелковых простыней лежала женщина.

Брагин увидел молочно-белую кожу, волосы странного тускло-серебристого оттенка. Точеную и вместе с тем как-то безжизненно расслабленную фигурку белой шахматной королевы, королевы-альбиноски… Женщина в кровати повернулась на спину, бесстыдно позволяя Брагину рассмотреть свое обнаженное тело. Помассировала грудь, погладила выпуклый живот, раздвинула бедра. Смутная довольная улыбка блуждала на ее тонких, изъязвленных жадными поцелуями губах. Тут и там на груди и бедрах алели следы укусов.

— Вот, — услышал Брагин за спиной, — познакомьтесь, Антон, это моя сестра. Моя любимая сестра Аня.

Брагин обернулся и увидел его — он держал в руках две чашки дымящегося кофе. На нем ничего не было, кроме короткого синего кимоно. Он подал одну чашку Брагину, сел на кровать — кимоно разошлось и на груди, и снизу, открывая голое тело. Он потянулся к сестре и, как беспомощного ребенка, начал с чайной ложки заботливо поить ее горячим кофе.

Одна кровать на двоих в светлой просторной спальне, в доме за высоким забором среди мартовских снегов, промасленных ранними оттепелями… Женщина по имени Анна взглянула на Брагина и улыбнулась. Свет ли так причудливо упал или действительно это свойственно природным альбиносам — потрясенному до глубины души Брагину почудилось, что в глазах ее сверкнули крохотные яркие красные огоньки.

В тот миг Брагин осознал, что означало это самое «будем как боги», которое он слышал десятки раз во время его геоастратрансцендентальных медиатических сеансов. Странное это состояние озарения продолжилось уже в другой спальне — для гостей, на втором этаже. Там тоже была широкая двуспальная кровать, и там уже самого Брагина — взвинченного и сгорающего от возбуждения — покорно, по-женски исступленно ждали.

Лишь потом он узнал, что ту девятнадцатилетнюю девчушку, которая молча и деловито начала расстегивать ему «молнию» на брюках, звали ужасно старомодно — Ангелиной. У нее были грубоватые ухватки сорванца, неразвитая полудетская грудь и узкие бедра. Но именно с ней, с этой бесполой безмозглой юной сучонкой, ему волей случая, а быть может, силой чужого внушения суждено было пережить необычайно острое, дурманящее разум и воспламеняющее кровь физическое наслаждение. А перед глазами даже на самом пике страсти плавала как в тумане та комната внизу, спальня, полная солнечного света, огромная, как ковчег, кровать. Шелковые скомканные простыни и два тела — не сестринских и не братских, — сплетенных, свитых накрепко в последнем страстном содрогании…

Ну что же, что же, что же, и мы будем как боги… Хотя бы для начала так, а уж потом, когда главная цель будет достигнута, тогда…