Татьяна Степанова - Темный инстинкт

Следом потянулись унылые, похожие на стеклянные ангары провинциальные магазинчики — некоторые заколоченные, другие, напротив, щеголяющие пластмассовыми вывесками-козырьками и старательно выполненными в подражание «западному» стилю аляповатыми вывесками:

«Торговый дом», «Трейд юнион корпорейшн», «Супермаркет». Посреди пыльной площади — центра города — одиноко, как пенек на пожарище, торчал памятник вождю. На него тут никто не покушался, все махнули рукой. Напротив, у остановок автобусов, вдоль всей дороги кипела суетная жизнь — оптовая ярмарка. Палатки, ларьки, тенты. На самодельных прилавках — снедь, средства от клопов и тараканов, туалетная бумага, колготки, трусы, и тут же рядом сельский натуральный продукт — связки золотистого лука, огурцы, картошка, творог в железных лотках, бидоны с молоком, корзинки и ведра с яблоками, капустой, кабачками.

Возле каждого прилавка — да что прилавка, просто груды пустых ящиков, колченогих самодельных подставок — сновали люди: покупатели, зеваки, карманники, прохожие. И все это пестрое горластое торжище щупало товар, пробовало на вкус, взвешивало купленное на допотопных весах, спорило о цене, материлось, сокрушалось о дороговизне, подсчитывало барыши, просило милостыню…

Кравченко ехал в этой вавилонской толчее со скоростью черепахи и все-таки едва не влип в аварию: что-то темно-зеленое низенькое вдруг возникло прямо перед капотом — точно карлик из-под земли вырос. Кравченко нажал на тормоза.

— Ты что?! — взревел он. — Тебе жить, что ли… — И осекся.

На проезжей части в двух шагах от машины сидел на дощатом щите с колесиками безногий парень в камуфлированном комбинезоне. Впрочем, комбинезоном этим он пользовался только наполовину — верхней курткой. Нижняя же часть — обе штанины — была отрезана, потому что так же отрезаны (почти по самое бедро) были и ноги. Лицо калеки — молодое, одутловатое — побагровело от усилий.

Он опирался левой рукой на короткую палку, которой отталкивался от земли, направляя свою «тачку». Другая такая же палка выпала и откатилась почти под самые колеса «Хонды».

— Прости, браток.., не рассчитал, — выдохнул парень.

И Кравченко явственно ощутил ядреный водочный дух. — Думал, проскочу. Да вот не смог.

Кравченко полез под машину, достал палку.

— На. Помочь?

— Я сам.

— Да ладно — сам. Тебе на какую сторону?

— Вон к остановке.

Кравченко нагнулся, обнял парня за торс, приподнял и, толкая перед собой ногой «тачку», перенес калеку на тротуар к остановкам желтых рейсовых «Икарусов».

— Как девку ты меня. — Инвалид смотрел снизу вверх, задрав голову. Кравченко увидел, какие голубые (точно васильки) и молодые у того глаза. А вокруг, несмотря на молодость, — лучики морщин. — Спасибо.

— Из Чечни?

Парень кивнул.

— Живешь здесь?

Парень снова кивнул.

— А что ж так вот? Родных, что ли, нет?

Кравченко чувствовал, что краснеет (а с ним это ой как редко случалось!).

— Так проще. Никаких претензий никому. — Инвалид поудобнее уселся на своем помосте. — На протезы собираю помаленьку. Торопишься?

— Нет.

— Тогда на вот деньги. — Парень полез в нагрудный карман. — Купи мне пивка бутылочку, а то я до окошка не дотянусь.

Кравченко повернулся, нашел первый же ларек, отоварился там двумя бутылками «Баварского» пива и бутылкой «Жигулевского». Потом он отдал пиво инвалиду, а сверху положил сотенную.

— Денег не жалко? — инвалид вертел в руках бумажку. — Много даешь, брат, щедрый ты. Машина у тебя классная. Под такой и подохнуть легче.

Они встретились взглядами.

— Ты это брось, — Кравченко кусал губы: ему было отчего-то стыдно, да так, что впору сквозь землю провалиться. Только вот отчего? — Брось, слышишь? Не смей.

Он повернулся и пошел к оставленной посреди дороги «Хонде», в которую уже успела упереться фарами какая-то облезлая «единичка», исходившая визгливым сигналом.

Инвалид смотрел ему вслед.

— Эта машина не моя! — вдруг крикнул Кравченко, высовываясь из окна. Крикнул, сам себе удивившись, словно оправдывался перед этим безногим мальчишкой-алкоголиком в чем-то донельзя недостойном и грязном.

Но к зданию отдела милиции он подъехал уже совершенно прежним Вадимом Кравченко.

Он вышел из машины, включил сигнализацию — «клиф» пискнул придушенной крысой — и вразвалочку зашагал к дверям, украшенным черной доской с тусклой надписью: «Городской отдел внутренних дел».

Надо работать. Работа делает свободным. От всего.