Татьяна Степанова - Темный инстинкт

А вот их сосед даже не давал себе труда казаться гостеприимным. Это был младший брат хозяйки дома Григорий Зверев — холеный сорокалетний красавец, облаченный, несмотря на солнечный, почти летний день, в черную рубашку и черные узкие джинсы. Мещерского он сразу же остро заинтересовал, потому что, как и его знаменитая сестра, тоже обладал великолепным голосом. Однако применение этого божьего дара было у Григория Зверева совершенно иным. Мещерский, да и все остальные частенько слышали его неповторимый хрипловато-бархатный баритон по телевизору: Зверев дублировал художественные фильмы. И как — заслушаешься!

Мещерский никак не ожидал, что этот актер-невидимка окажется таким потрясающим мужиком. «Ему б в Голливуде впору сниматься, а не в микрофон дудеть, — украдкой шепнул приятелю и Кравченко, несколько стушевавшийся перед этим воплощением мужественности и шарма. — Имел бы Шарон Стоун в натуре, а то все только за Майклом Дугласом повторяет». На новоприбывших Зверев никак не отреагировал. Ему, видимо, было наплевать, кто приезжает в гости к его сестре и зачем.

Сообщение Файруза о вчерашнем убийстве на дороге произвело настоящую сенсацию. Все зашумели, загалдели наперебой, вопросы так и посыпались градом: как, что, чем убили? А замечание Кравченко о сбежавшем психически больном заставило Алису болезненно пискнуть, Майю Тихоновну задать басом сакраментальный вопрос:

«Но они все-таки ищут идиота или только притворяются?», а Александру Порфирьевну — сухощавую опрятную пожилую даму в полосатой пижаме и цветастом фартуке, постоянно курившую сигарету за сигаретой, — заметить, «что раньше ничего подобного и быть не могло, потому что в государстве был порядок».

— Действительно, много сумасшедших развелось. Слишком, — заметил Петр Новлянский, подливая себе кофе. — Сумасшедших и самоубийц. Это как эпидемия сейчас.

— Жизнь, значит, дрянь. — Андрей Шипов, молчавший почти весь завтрак, выдал это так, словно Америку открыл, и за столом тут же умолкли. — Интересно, а что предпочтительнее? — продолжил он внятно и громко. — Свихнуться или наложить на себя руки?

— А это смотря для кого, Андрюша, — задушевно откликнулся Зверев. — По мне, так лучше не мозолить глаза.

— Кому?

— Тем, кто тебя любит и кому это может быть неприятно.

— А кому это неприятно?

В столовой снова повисла неловкая пауза.

— Пойду омлет принесу. — Александра Порфирьевна затушила сигарету в чайном блюдце и начала собирать грязные тарелки. — Ну, кому омлета?

Оказалось, что всем. Вообще поесть в этом доме любили. Разговор снова возобновился — о погоде, о последнем интервью Бориса Покровского, о постановке новой редакции «Хованщины» в Большом, о каком-то ожидаемом звонке из Москвы, о каких-то декорациях.

— Вадим, а вы чем занимаетесь? — спросила Кравченко сидевшая напротив него Алиса Новлянская.

— Всем понемножку. В основном охраной тех, кому это необходимо. А раньше военным был.

— Как интересно. Марина всегда что-нибудь необычное откопает. Прошлый раз она фокусника к себе пригласила.

— Фокусника?

— Ну да. Такой симпатяга. В цирке-шапито выступал.

Она любит все такое. Фокусы особенно.

— Ну мы-то с Сергеем люди совсем простые. Без фокусов, — Кравченко расплылся в улыбке. — Это у вас тут, смотрю…

— Что у нас тут?

— Ну, Марина Ивановна такая женщина знаменитая, звезда. И брат ее по телевизору каждый день. И вот муж тоже певец, оказывается.

— Вы слышали Андрея?

— Нет. Сергей слышал. Голос, говорит, у него редкий, странный. Я, если честно признаться, думал, что и говорит он как-то по-особенному. А оказалось, обычный голос для молодого парня, ну в разговоре-то.

— Вам его голос не понравится.

— Почему? — опешил Кравченко.

— А вы разве не знали, что подобными голосами пели кастраты?

Это было заявлено нарочито громко. Вызывающе громко. Мещерский едва не подавился. Краем глаза увидел, что братья Шиловы изменились в лице — каждый по-своему: младший, Георгий, побагровел, низко склонился над тарелкой. А старший, в адрес которого и был брошен вызов, отставил стул, встал:

— Спасибо, все было очень вкусно.

— Андрюшенька, а омлет? — всполошилась домработница. Она тоже покраснела и метнула в сторону Новлянских негодующе-укоризненный взгляд.

— Спасибо, тетя Шура. Потом. Пойду с Мандарином погуляю. Вы его строгий ошейник не видели?

— Почему, Лисенок, ты часто выдаешь такие вещи, что окружающим делается неловко и стыдно? — спросил Григорий Зверев, когда за Шиповым закрылась дверь на веранду. — Что за мания такая?