Татьяна Степанова - Все оттенки черного

—Допереписываетесь, допереписываетесь вы, дохимичите. Грохнут мужика где-нибудь в подъезде завтра, и будет опять звону на всю область с новым «заказным», — зловеще предсказал он. — А дело об убийстве на нас будет висеть, не на вас. — Колосов поудобнее развалился на столе. — А меня, Геночка, такой расклад утомил до невозможности. Надоело мне, Гена.

— И поэтому созрело решение в корне, так сказать, пресечь безобразие? Самому засучить рукава? — Обухов прикурил сигарету. — Похвально, похвально. Я восхищен и смят.

— Мне нужен Модин. Понятно тебе? Он важный источник. Он знает то, что должен узнать я. И я узнаю. Любой ценой.

— Ну вот, уже теплее, коллега. Только это дельце никакого отношения к старо-павловским историям не имеет. Мы проверили по собственным каналам.

Колосов вздохнул: Генка Обухов по своей многокомпетентной должности знает все, что происходит в регионе. Его не проведешь.

— Он должен мне довериться. Потому что по этому делу с ним буду работать я, и только я. Независимо, по вкусу это тебе или нет. — Колосов встал. — Предлагаю сделку: в случае успеха всю цифру неубитого медведя — раскрытие будущее; задержание и тому подобное — отдаю на статистику вашего отдела. Черт с тобой, я не жадный, привык делиться. Для себя я оговариваю только его будущую информацию по тому вопросу, который меня интересует. Мне нужны его показания.

— Гипертрофированная скромность — не самый большой твой порок, вижу. Раскрытие успешное, задержание, ишь ты, — Обухов усмехнулся. — Вы там в отделе убийств от славы не померли еще, нет? Триумфаторы, борцы с криминалом несгибаемые… — Он виртуозно выругался, и это Колосова весьма позабавило. У Обухова можно было поучиться этим замысловатым непечатным конструкциям — второго такого «филолога» в родных органах было еще с фонарем поискать. Он видел что его предложение списать в случае удачного исхода операции «раскрытие дела» на свою статистику и тем повысить общий процент раскрываемости задело в твердокаменном сердце Обухова нужную жилку И правда, какая ему разница, кто будет пахать по делу — его ли сотрудники иди «приданные силы» из УУР» если все лавры в случае успеха достанутся только…

— Моя слабость, Никита, — Обухов улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок, — это мое мягкое и покладистое сердце. И кое-кто — не будем называть имен — это знает и беззастенчиво спекулирует, Ладно, поглядим, что из этих наших с тобой бесед получится.

— Поглядим. Но сначала я должен видеть заявление.

— Подлинник? — Обухов ухмыльнулся. — Любуйся. — Он извлек несколько листов бумаги из верхнего ящика стола.

Колосов, закурив, быстро пролистал их — аккуратненькая распечатка из компьютера, произведение, продиктованное исполнительной и преданной секретарше.

— И что же тут вас не устроило? — спросил он, дочитав до конца.

— Я же сказал: брехня с первой до последней буквы.

Колосов снова пробежал глазами заявление Модина. Ну и житуха пошла! Человек, который неделю находился под негласным наблюдением, шагу, как говорится, самостоятельно не мог ступить, спустя всего несколько дней после того, как «колпак» убрали, рысью бежит с заявлением в милицию о том, что «подвергся глубокому посягательству на свою жизнь и личную свободу».

В заявлении Модина Станислава Сергеевича рассказывалась мрачная гангстерская история о том, что 4 августа текущего года, примерно в 11 часов 30 минут, он, заявитель Станислав Сергеевич Модин, русский, 1948 года рождения, уроженец поселка Шахты Ростовской области, находился после, проведения совещания с персоналом принадлежащего ему акционерного общества «Орион», специализирующегося на продаже лакокрасочных изделий и стройматериалов, в своем рабочем офисе по адресу: Большое Загородное шоссе, 118.

«Внезапно, — патетически повествовало заявление, — в мой кабинет вломились четверо незнакомых мне мужчин и под угрозой оружия — пистолета неизвестной мне марки — похитили меня, заставив проследовать по служебной лестнице во двор предприятия, где насильно усадили меня в автомашину марки „джип“ черного цвета. В машине, — сообщалось далее, — на глаза мне была надета повязка, а на запястья — наручники. Незнакомцы привезли меня в какое-то помещение, где в течение нескольких часов подвергали меня возмутительным угрозам, подкрепленным демонстрацией огнестрельного оружия. Угрожали словесно бить меня и мою жену, если я немедленно не напишу им долговую расписку на сумму в триста тысяч американских долларов. Сломленный морально и физически, я написал таковую под их диктовку. После чего мне было предложено проехать ко мне и забрать эту сумму. Я возразил, что таких денег в наличии у меня нет, чтобы собрать их, мне потребуется минимум месяц. Они дали мне сроку три дня, пригрозив, что „лучше бы мне и на свет не родиться“ без уплаты этих денег. Воспринимаю их возмутительные угрозы как абсолютно реальные и осуществимые, представляющие непосредственную опасность для жизни, прошу правоохранительные органы принять соответствующие меры и оградить меня от вымогательств со стороны…»