Татьяна Степанова - Все оттенки черного

Лицо Ищенкова окаменело. Колосов назвал имена еще двух женщин. С каждым новым именем Ящер бледнел от ярости и гнева.

— Каждому из этих свидетелей по делу, каждому, я это особо подчеркиваю, Ящер, мы сообщим, что ты подозреваешься в убийствах двух мальчиков десяти и одиннадцати с половиной лет. Детали убийств просочатся в газеты. Будет организована специальная утечка информации, и тысячи людей прочтут твою фамилию рядом с описанием того, что вытворялось в подвалах с детьми. Уголовное дело после всех экспертиз, в том числе и судебно-психиатричеекой, а в Сербского очередь полугодовая, этак примерно месяцев через четырнадцать мы направим в областной суд. И там… Я отлично знаю, что ты думаешь на этот счет. Так вот, Ящер, слушай внимательно, что я скажу: даже если в суде тебя оправдают — присяжные там или не присяжные, МНЕ ЭТО все равно, — это произойдет после полутора лет сидения в изоляторе, где, заметь, каждый зек до последней приблудной «шестерки» будет знать, по каким статьям ты обвиняешься. Даже если после всего этого тебя оправдают в суде, ты выйдешь из зала без наручников с формулировочкой «оправдан за недостаточностыо доказательств вины», ты можешь представить, как дальше сложится твоя жизнь среди людей, которые все будут знать: ты убиваешь их детей. И убиваешь так умело, что доказать это очень трудно.

— Зачем ты это делаешь? Зачем ты ЭТО делаешь со мной? — Ищенков закрыл глаза. Казалось, он был дальше не в силах смотреть на начальника отдела убийств. — Зачем ты меня уничтожаешь? Ответь мне! Я никого не убивал! Никогда, никого!! Я тебе тысячу раз говорил: я не был в Сахарове, не был и в Красногвардейске, точнее, был, но… Это же роковая случайность, я ездил за стройматериалами, я… я же не убивал. Я даже не знаю, кого убили вчера на этой чертовой горе! Я не знаю, понимаешь ты это, нет?! Не знаю!

Колосов видел: Ищенков поверил в то, что услышал. И запаниковал, как, впрочем, и в тот, их самый первый, раз. Клеймо детоубийцы — кому в здравом уме захочется носить его на себе всю жизнь, даже имея в кармане справку о прекращении уголовного преследования?

— Что ты молчишь? Ответь мне! — Ищенков рухнул на стул. — Я хочу знать, почему ты меня уничтожаешь, сживаешь со света? Что я тебе сделал? Что?!

— Ты неверно сформулировал последний вопрос. Ты плохо меня слушал. Мне еще раз тебе повторить?

Ищенков замер. На висках его выступили капли пота. На лбу вздулась вена. Он сжимал и разжимал кулаки, словно мял невидимое тесто.

— Вопрос твой должен прозвучать так. — Колосов выдержал долгую паузу. — « Что я должен сделать, чтобы этой полной катастрофы с моей жизнью не случилось?»

Ищенков встал со стула. Потом снова сел. Лицо его пошло багровыми пятнами. Колосову вспомнилось: Катя и ее приятельница не раз говорили ему о красоте Ищенкова. Странно, что именно считали они в нем красивым? Видели бы они Ящера сейчас…

— Что, что я должен сделать, чтобы этого не произошло? — Это был шепот, едва слышный свист полураздавленной змеи из подземелья…

Начальник отдела убийств молча ждал.

— Что я должен сделать, чтобы этого не произошло?!

Колосов смотрел на перекошенное ненавистью лицо Ищенкова. Что в этом бешеном крике его? Страх, гнев, вынужденная капитуляция? Или же стремление хоть как-то выиграть время, усыпить их внимание? НА НЕМ НЕ ОБНАРУЖЕНО СЛЕДОВ КРОВИ. Да, это так. Но это еще ничего не значит. Эта деталь может говорить лишь о дьявольской осторожности, об умении избегать прямых улик. И в этом почерк убийцы как две капли воды похож на тот, что в Сахарове и в Красногвардейске. И все же Ищенков по тем эпизодам не единственный подозреваемый, а всего лишь один из пяти фигурантов. И в глубине души Колосов, что бы он там ни говорил в запальчивости Кате, сам по тем эпизодам до конца не во всем был уверен…

Увиденное у подножия Май-горы всплыло в памяти. Что там происходило между Тарантиновым и его убийцей? Ведь Колоброд наверняка оказывал сопротивление, не мог не оказывать — ведь его даже не оглушили перед тем, как начать свежевать. А с сопротивляющимся мужиком, какого бы хлипкого сложения он ни был, мог справиться только мужик. Физически крепкий, молодой, здоровый бугай, как раз такой, как этот вот…

— Я хочу услышать правду, — произнес Колосов. — Для начала ничего, кроме правды.

— Но я не убивал! Я клянусь тебе. — Ищенков, спотыкаясь на каждом слове, торопясь, начал излагать то, что уже рассказывал Караулову.

Колосов слушал не перебивая. Он не верил ни одному его слову. Не верил только потому, что в душе ненавидел этого человека. Но сейчас он наступил на горло и своим эмоциям, и вере, и недоверию. Он просто слушал Ищенкова. А когда тот наконец выдохся, настала очередь начальника отдела убийств.