Александр Теущаков - Путь Чёрной молнии

— Гони Серега ее Волчонку, а там будет видно. Главное — они у меня здесь, — и Аркан сжал кулак.

Многим работникам системы известна такая поговорка: «Ворон ворону глаз не выклюет», а если отбросить в сторону официальные иллюзии, то по большому счету никто не собирался сильно наказывать начальника колонии Сереброва и его заместителя по РиОР Кузнецова.

После жестокого подавления бунта в колонии, обоих, методом рокировки определили в другие места. Убийство майора Ефремова еще раз доказало, что начальник оперчасти перегнул палку и своими действиями поспособствовал волнению заключенных, которое переросло в бунт. Одним словом, начальству удалось все свои неприятности списать на покойного Ефремова. Виновные бунтовщики были наказаны и приговорены к различным срокам. Кое — кто из офицеров подал рапорт и уволился из органов. Скорее всего им просто подсказали, как лучше поступить, чтобы избежать грома и молний со стороны Московской комиссии. Как бывало и до сих пор происходит везде, если касается разбирательства среди начальственного состава сотрудников. Поговорка: «Все шито- крыто», выправила все.

Спустя время, бывший майор, а теперь уже подполковник РиОР Кузнецов продолжает свою деятельность на благо системы ИТУ в одной из колоний Љ5 строгого режима города Новосибирска. Его тайное предприятие продолжает свою работу и процветает, благодаря старым связям с работником управления Говоровым.

В течении двух лет знакомство Кузнецова с вором в законе Арканом переросли во взаимовыгодное сотрудничество, и дает обоим немалые барыши. Тем более, теперь нет вора Садовникова, а есть деловой человек — Новиков Валерий, помогающий решать подполковнику серьезные дела, связанные с производством, отлаженным на новом месте в колонии строгого режима.

После суда Александра Воробьева разместили в карантинной камере, где просидел он два дня. На третьи сутки его с вещами вызвали на выход, и посадили во временный бокс. Зачем-то повели на первый этаж. Екнуло в сердце: «Почему на первый, да еще в тюремное крыло, где расположены транзитные камеры?»

Так и произошло, его почему-то посадили в хату к транзитникам.

Камера большая, и людей в ней набито, как селедок в бочке. Сашка прикинул: «Человек сорок будет».

Транзит — текучесть народа неимоверная, вечером ложатся заключенные спать, видят одни лица, утром просыпаются: наблюдают уже другие. В сравнении с обыкновенными камерами, где подследственные сидят до суда, а осужденные до этапа в зону, корпус, куда попал Воробьев, считался пересыльным. С «транзитки» (транзитная камера) могут в любой момент этапировать в другую тюрьму или зону необъятной страны Советов. Воробьев недоумевал: «Неужели меня без утверждения приговора, отправляют на этап».

Сашка поздоровался и прошел в правый угол камеры. Спросил разрешения у мужиков бросить матрац на нижнюю шконку. Если в обычной хате арестанту сразу указывают место, где он будешь спать, то здесь приходится ютиться на нарах по двое, так как спальных мест не хватает. Обычно мужики спали «Валетом».

Сашка огляделся. В левом углу заметил двоих арестантов перекидывающихся в карты, посредине камеры прямо на полу расположились еще игроки: по виду не славяне, скорее всего азиаты.

— Зема, иди к нам, — позвали его арестанты из правого угла. Сашка подошел, поздоровался, назвал свою кликуху. Мужики представились: «Волоха — Волчонок и Паша Железный».

Волков Владимир, сорокапятилетний, крепкий, симпатичный мужик, ждал этапа в зону строгого режима. Ему сменили режим с особого на строгий, или как иначе называют зэки, с «полосатого», прозванного за полосатую робу.

Паша Железный — заядлый картежник, ему уже стукнуло пятьдесят пять, он ждал этапирования в наркотзону, где его будут лечить от зависимости к наркотикам.

— А ты Санек, куда собрался? — спросил по-свойски Володька Волчонок.

— Не знаю, меня вообще — то должны были в хату к осужденным кинуть, а почему сюда посадили, понять не могу. Мне червонец строгача впаяли буквально три дня назад.

— Ну, значит жди этапа на дальняк, — со знанием дела пояснил Паша.

— А что за статья у тебя такая? — поинтересовался Волчонок.

— Семьдесят седьмая, первая.

— Ты что, на зоне бунт замутил? — с удивлением спросил его Волчонок.

— Ну- да, так и есть, мы с братвой подняли бунт на общаке, может, слышали?

— Еще бы не слышать, до нас полосатиков на Убинке отголоски вашего бунта докатились, поговаривают к вам в зону правильный босяк зашел.