Сашка удивился либеральным взглядам офицера режимной части, и тому, как он дал оценку его действиям.
Анатолий Брагин поднялся, пожал крепко руку Сашке, и передал ему большой, увесистый пакет.
— От меня и от моей дочурки, не отказывайся — это от чистого сердца, — и подойдя к двери, стукнул в нее два раза.
Когда гость выходил из комнаты, Сашка окликнул его:
— Командир, спасибо тебе за все!
— Тебе спасибо, и от брата моего тоже, терпимости тебе.
Саша глубоко был тронут откровенностью лейтенанта, и только теперь до него дошло, кто прекратил его мытарства по беспредельным хатам и карцерам.
Шло время: месяцы, год, как затихли отголоски вспыхнувшего бунта. Потихоньку память притухала, и уже не так напоминала заключенным о событиях годовой давности. Следствие затягивалось, уже десятки томов уголовных дел были подшиты и готовы к закрытию. Прокуратура строила свое черное обвинение. Приближался ответственный и тяжелый момент в жизни обвиняемых.
Сашка еще раз встретился с мамой, опять помогли прежние знакомства, теперь уже переросшие в крепкую связь. Воробьева часто посещали мысли, касаемые одного человека. Он терялся в догадках, вспоминая, где ему приходилось слышать имя Аркана: «Уж не тот ли это Аркан, который встретился нам с дедом на болотах. Имеет ли, что общего тот Аркан с теперешним, который постоянно подогревает нас в тюрьме?».
Если это так, то Воробьев отдавал себе отчет, что будет с ним, выплыви тайна наружу, а может он ошибается, мало ли по Союзу бродит Арканов. Имея справедливый характер, он рассуждал: «Мы с дедом поступили правильно, и кто бы не был этот Аркан, я всегда сумею доказать свою правоту».
Сашка потихоньку приобретал славу, почет и уважение среди братвы и мужиков. Тюремные слухи, они ведь всегда имеют почву под собой: здесь, в изоляторе, так просто человека не оговоришь и не скажешь о нем того, чего он не заслуживает. Он умел себя держать с администрацией СИЗО, никогда не заискивал, и сколько бы он не попадал под ментовский пресс, оставался несгибаемым.
С пацанами и мужиками он всегда держал себя предельно вежливым и внимательным. Случались незначительные разборки или кто-то с кем-то цеплялся, он всегда находил аргументы для того, чтобы развести по — мирному, ссорящихся сокамерников. Уроки Дрона, Макара и Сибирского во многом помогли ему разобраться в отношениях между людьми, он стал еще более рассудительным. Опасение — стать приманкой для нераскрытого тихушника, делали его немногословным и осмотрительным. Материнская черта — грамотно и убедительно доказывать свою правоту, делала его почитаемым среди заключенных.
Однажды произошел случай, заставивший по-иному взглянуть сокамерников и даже администрацию на поступки Воробьева. Все, кто его знал, видели, что Сашка не промах в отношении кулачных разборок, и потому в наглую, мало кто решался с позиции силы диктовать ему свои условия. Тюремщики тоже имели некоторое представление о его статусе бесстрашного спортсмена — бойца.
Капитан Брагин, в свое время замолвивший словечко перед начальством, чтобы прекратить прессинг Воробьева, как-то вывел его из камеры и проводил в свой рабочий кабинет.
— Воробьев, я тут немного наслышан о твоих подвигах.
— Каких именно?
— В колонии, и здесь в СИЗО.
Сашка промолчал, ожидая дальнейших объяснений.
— Мне хотелось узнать твое мнение по поводу одного дикого инцидента, произошедшего на днях в одной из камер между двумя подследственными. Я понимаю, что это чушь, и поэтому хочу, чтобы ты со своей колокольни рассудил о действиях этих лиц.
Одного кличут «Граком», другого «Седым», они постоянно делили главенствующее место среди заключенных в камере. У Грака соскочил чирей на заднем месте, и он попросил Седого проткнуть иголкой нарыв, он оказал ему эту услугу. Ты же знаешь, что иголки в СИЗО запрещены, — пояснял Брагин, — в камере была на всех одна иголка.
Седой, оказался любителем чистки зубов после еды, и взяв злополучную иглу, стал копаться ею в зубах. Грак, увидев это, напустился на него с обвинением:
— Ты что, чушка, запомоился, я этой иглой в заднице ковырялся, а ты ее в рот.
Седой, посчитав, что Грак прав, ничего не ответил и проглотил обиду.
Грак козырнул этим делом и принялся держать главенство в камере или, как по — вашему — стал «стареньким по хате».
Брагин изредка изъяснялся на тюремном сленге. Сашка внимательно слушал, с серьезным видом поглядывая на опера.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу