Эллери Куин - Девять месяцев до убийства

Три негодяя выскочили из подворотни и напали на нас.

Я увидел, как сверкнул нож. Один из них крикнул:

— Вы двое — берите на себя длинного!

Таким образом, моим противником оказался третий бандит, и мне пришлось всерьез схватиться с ним, если учесть, что он был вооружен.

Он бросился на меня так яростно, что едва ли приходилось сомневаться в его намерениях. Я увернулся, и должен сказать, что опоздай я на секунду, было бы поздно. Ведь моя трость вылетела у меня из рук, и я непременно получил бы удар ножом в бок от этого негодяя, если бы, он, в своей отчаянной попытке достать меня, не поскользнулся сам. Он упал вперед, и удар ножом пришелся в пустоту, а я инстинктивно отпрянул и выставил колено. Ощутив боль, я с радостью понял, что моя коленная чашечка угодила прямо в лицо нападавшему. Он заревел от боли и, перевернувшись, упал на спину. Кровь ручьем полилась у него из носа.

Холмс сохранил при себе как трость, так и полное самообладание. Краем глаза я успел увидеть, как он стал защищаться. Действуя тростью, как шпагой, он сделал выпад и поразил того из негодяев, который был ближе к нему, в пах. Острый стальной наконечник вонзился довольно глубоко, и бандит, испустив крик боли, упал, схватившись за живот.

Больше я ничего не успел увидеть, потому что мой противник снова оказался на ногах и бросился на меня. На этот раз лезвие было нацелено мне в шею, но я сумел перехватить его запястье.

Между нами завязалась отчаянная борьба. Сцепившись, мы упали на мостовую. Противник мой был тяжелым, сильным мужчиной, и хотя я изо всех сил пытался отвести его руку с ножом, лезвие постепенно приближалось к моей шее. Я уже совсем было собрался распрощаться с жизнью, но вдруг глаза моего противника остекленели— это Холмс изо всех сил ударил его тростью по голове. Мне стоило немалых трудов выбраться из-под его грузного тела. В тот же момент один из противников Холмса вскрикнул от боли и ярости.

Другой рявкнул:

— Сматываемся, Батч! Эти нам не по зубам.

Они подхватили моего противника, и все трое исчезли в темноте.

Холмс опустился на колени рядом со мной.

— Ватсон! Все в порядке? Он не задел вас ножом?

— Ни царапины, Холмс. Цел и невредим, — заверил я его.

— Никогда не простил бы себе, если бы с вами что-нибудь случилось.

— А вы, старина? Вы-то не пострадали?

— Так, пустяки. Один удар по бедру.

Помогая мне встать на ноги, он хмуро добавил:

— Но какой же я глупец! Даже не посчитаться с возможностью такого нападения! Дело быстро принимает новый оборот.

— Не казнись, Холмс. Кто бы вообще мог знать заранее…

— Моя специальность как раз и заключается в том, чтобы знать заранее.

— Во всяком случае, вы все же были настороже и только благодаря вам мы обратили их в бегство, хотя они и располагали всеми преимуществами.

Но Холмс все не успокаивался.

— Я действовал слишком медленно, Ватсон, — сказал он. — Слишком медленно. Но теперь нам пора поторапливаться. Пойдем, найдем кэб, чтобы отвезти вас к столь желанному огню в камине и горячему. чаю.

Экипаж вскоре был найден, и мы отправились, грохоча по мостовой, в направлении Бейкер-стрит.

— Хотел бы я знать, кто их послал, — проговорил Холмс.

— Без сомнения, тот, кто предпочел бы видеть нас мертвыми, — отозвался я.

— Однако противник наш, кто бы он ни был, ошибся в выборе исполнителей. Ему следовало бы нанять молодцов посерьезнее. Эти чересчур горячились, что негативно сказалось на силе их ударов.

— К счастью для нас, Холмс. К счастью для нас.

— Одного они добились, во всяком случае. Если у меня до последнего момента и оставались еще какие-то сомнения относительно этого дела, то теперь я ни за что не отступлюсь от него.

Холмс сказал это тоном, не предвещавшим ничего хорошего, и больше не проронил ни слова до самого завершения нашей поездки. Лишь когда мы уже сидели перед пылающим камином, а миссис Хадсон заваривала нам чай, он снова обратился ко мне.

— Оставив вас вчера в одиночестве, Ватсон, я внес ясность в некоторые второстепенные аспекты этого дела. Известно ли вам, что в Национальной Галерее есть картина, изображающая обнаженную натуру — и недурная картина, замечу! — принадлежащая кисти Кеннета Осборна?

— Я не ослышался? Кеннета Осборна? — воскликнул я.

— Да. Кеннета Осборна, герцога Шайрского.

Он пропечатал всю ночь напролет и встретил рассвет за столом — с красными глазами, щетиной на подбородке и голодным желудком.