Р. Гордон - Пуля для звезды. [Пуля для звезды. Киноманьяк. Я должен был ее убить. Хотите стать вдовой?]

— Возьми сегодняшнюю газету, пожалуй, там уже что-то должно быть… Да, в дневном выпуске — наверняка. Произошло это в клубе «Голубой экран» на Стрип…

— Уже нашла. «Облава в ночном клубе. Стриптиз-танцовщицы, едва одетые, в полицейском участке. Как мы только что узнали, в течение прошедшей ночи ликвидирован клуб на бульваре Сансет. В то время как внизу посетителями предлагали насладиться стриптизом, наверху посвященные имели возможность проигрывать свои деньги. Полиция произвела многочисленные аресты. К этому часу никаких подробностей не известно». Какое ты имеешь к этому отношение, Джимми?

— Я узнал, что Рикарди задолжал хозяину клуба триста тысяч долларов, — да, ты не ослышалась, чертовски крупная сумма. Я пришел туда и хотел с ним побеседовать, а так как он был негостеприимен, дело дошло до драки. Как видишь, никаких девушек.

— Дон опять не пришел на работу, я могу сегодня уйти пораньше. Как насчет совместной трапезы у меня?

— Кто же тут может устоять?

— Не забудь принести цветы, все-таки ты меня вчера обидел. В три?

— О’кей, в три.

Чем дольше он размышлял об убийстве Рикарди, тем больше склонялся к тому, что его должен был совершить кто-то из находившихся в студии: Фергюссон или Деймит. Оба могли это сделать, и оба имели возможность спрятать оружие. С убийством Энн дело обстояло несколько иначе. Два вымогателя, вероятно, смогут доказать, что не были на озере Малая Пума. Тогда все снова повиснет на Ломане. Может быть, Рикарди успел… Он покачал головой. Вздор, даже самый опытный водитель так быстро не обернется.

Где же все-таки зацепка? Не попадает ли он в смешное положение? Лояльность — дело хорошее, но если все-таки стрелял Фергюссон, нельзя же его покрывать. То же самое и с Деймитом…

Он снял трубку и позвонил Брайту.

— Что такое, вам случается и днем звонить по телефону? — услышал он удивленный возглас. — Пик уже освобожден под залог. Только парень с сальными волосами еще у нас в работе, но выглядит довольно жалко.

— А двое громил?

— Биг Бульвер и Стен Лещински. Их ищут, к вечеру они будут у нас. Откровенно говоря, я не думаю, что они побывали в загородном доме.

— Ничего нельзя оставлять непроверенным. На какое обвинение можно рассчитывать в отношении Пика?

— Обвинение в организации запрещенного игорного клуба. Но здесь он, кажется, ловко себя обезопасил. Затем еще торговля марихуаной, этого он, видимо, боится больше. У нас уже побывал молодой Хадсон. Он говорит, что здесь какая-то ошибка, но мы собираемся провести проверку в его школе, и там уж дело пойдет на лад. Во всяком случае, благодарю, Джимми.

— Принимаю с удовольствием. Еще что-нибудь новое?

— Я недавно говорил с Ломаном. Признанием и не пахнет, он настаивает на своих показаниях.

— Насчет Рикарди не могло быть никакой ошибки? Алиби железное?

— Неоспоримое. Он в тот вечер не покидал Лос-Анджелес. К сожалению, Джимми.

— Ну ладно, я еще дам знать о себе.

— Завтра похороны Рикарди; я полагаю, будет изрядная суматоха.

— Может быть; у меня хорошие связи в Эл-Би-Си, лейтенант, я узнаю поточнее.

— Ну хорошо, передайте этой малышке большой привет и не слишком полагайтесь на студийные сплетни, они порой весьма раздражают.

— Я подумаю.

Итак, Брайт тоже ни на шаг не продвинулся. Для него дело было совершенно очевидным: Энн убил Таб Ломан — вероятно, для предъявления обвинения хватило бы результатов идентификации; Рикарди — или Фергюссон, или Деймит, о котором он совсем забыл упомянуть. Собственно говоря, Брайт должен знать о «люгере». Но Джимми это отложил на потом.

В ванной он снова смазал щеку мазью. Еще были видны четыре красные полосы. Близился полдень, и ему следовало поторопиться, если он хотел встретиться с Мирной. Придется пробиваться, ничего другого не оставалось. В лифте он думал о том, как быстро управляются детективы в телефильмах. Действительность, увы, выглядела иначе.

Мирна Ливингтон жила в Лонг-Бич, совсем рядом с Блафф-парком. От улицы дом был защищен стеной, высотой в человеческий рост, спускавшейся уступами к Сан-Педро-Бей до самого берега.

Дворецкий, почти вымершей породы, открыл дверь, и Джимми подал карточку, на которой были указаны его имя и профессия. Дворецкий, даже не взглянул в нее, предложил ему присесть в большом зале. Здесь стояла приятная прохлада, и он принялся разглядывать картины на стенах.

Прошло довольно много времени, прежде чем в зал вошла худая, не слишком молодая девушка в очках. Подойдя, она с любопытством взглянула на него.