Картер Браун - Том 13. Пуля дум-дум [Тело. Жертва. Пуля дум-дум. Бархатная лисица]

— Может быть, он настоящий мужчина, Священник, — медленно произнес я. — Если вы только понимаете смысл этого слова.

Я спустился на лифте в вестибюль отеля и уже почти добрался до выхода, когда заметил знакомое лицо в очках, наполовину спрятанное за газетой. Тут же сменив направление, я пересек вестибюль, направляясь туда, где в углу в нише удобно устроился Зигмунд Джоунз. Он заметил меня и опустил газету.

— Привет, лейтенант. — Зигмунд сдержанно улыбнулся. — Мне нужно как-то убить время, потому что самолет в Лос-Анджелес отправляется через час. А я терпеть не могу ждать в аэропорту. В каком он был состоянии, когда вы с ним расстались?

— А вы надеетесь на чудо, мистер Джоунз?

— Больше не надеюсь, — тихо ответил он. — Все отношения, если они вообще существовали, теперь разорваны.

— Вы не против, если я задам вам вопрос?

— Все зависит от того, насколько ваш вопрос окажется личным. — Он снова улыбнулся.

— Когда я подробно описывал, как убили Эдди Морана, во всех графических деталях, Священник на какое-то мгновение вышел из себя. Он упомянул Линдстрома. Это имя вам говорит о чем-нибудь?

— Оно известно в Лос-Анджелесе, — медленно ответил Зигмунд. — Линдстром — представитель нового поколения в старом бизнесе отца, классический пример того, что я пытался объяснить несколько минут назад в номере. Вот, пожалуй, и все, что мне известно о нем.

— В любом случае, спасибо, — поблагодарил я. — Полагаю, вы ничего не знаете о деньгах, которые, как считается, Священник спрятал где-то в старом доме. Ходят слухи, что припрятана круглая сумма — полмиллиона долларов, может, даже больше. Но давайте предположим, что вам кое-что известно об этих деньгах.

— Валяйте, — сухо сказал он. — Предположим все, что вы хотите.

— Итак, допустим, он посылает Эдди Морана забрать деньги, — продолжал я, — и кто-то убивает Морана, не дав ему возможности осуществить задуманное. Это наводит на мысль, что убийца также охотится за деньгами, но ему неизвестно, где они спрятаны. И по какой-то причине, о которой мы пока ничего не знаем, убийце приходится убрать Морана до того, как он нашел клад. Вы со мной согласны?

— Возможно, — с сомнением ответил Зигмунд.

— Рано или поздно терпение убийцы лопнет, — вел я хвою линию. — Ему надоест следить и ждать, когда Священник попытается заполучить обратно свою кубышку. И тогда он начнет искать Священника, а когда найдет, то либо убьет его, пытаясь получить от него информацию, либо убьет сразу после того, как ее получит. Надеюсь, вы поняли, о чем я толкую.

— Вы хотите сказать, что в любом случае мой отец закончит в морге, — сказал он.

— Правильно. Может, сейчас у вас возникло желание более подробно рассказать о человеке по имени Линдстром? — спросил я.

Он заморгал, глядя на меня из-за толстых линз, и стал похож на сову.

— Линдстром покинул Лос-Анджелес три недели назад, — пробормотал Зигмунд. — Сейчас он находится здесь, в Пайн-Сити. Четыре дня назад вечером у него состоялась встреча с моим отцом.

— Вы не в курсе, где можно его найти? — Я дружески улыбнулся.

— Уверен, что администратор отеля даст вам номер его комнаты, — ответил Джоунз-младший, улыбаясь мне в ответ. — Я помню, что он живет где-то на десятом этаже.

— Мистер Джоунз, — с подчеркнутым уважением обратился я к нему, — память — поистине удивительная вещь.

Стоял прекрасный, погожий день, когда я вышел из своей квартиры и бросил упакованную сумку на заднее сиденье машины. Потом поехал в направлении дома, который в настоящий момент принадлежал Попу Ливви. Я не спешил: хотелось насладиться, хорошей погодой, а также подумать, если получится.

Линдстром, решил я сразу после ленча, может подождать. Он наверняка не догадывается, что мне о нем рассказали, а навестить его сейчас — значит потерять все тактическое преимущество, которое у меня было на данный момент. Поэтому я вернулся домой, позвонил Попу Ливви и спросил, как он отнесется к тому, что я проведу пару ночей в его доме, на случай, если возникнут еще какие-нибудь неприятности. Он не возражал, и я собрал сумку.

У меня оставалась единственная незначительная проблема. Я не позаботился о том, чтобы сообщить шерифу, чем я занимаюсь, главным образом потому, что он наверняка усмотрит в моих действиях какую-нибудь логику и потребует, чтобы я ему все объяснил, а сделать это будет довольно затруднительно. Поэтому оставшуюся часть пути я сосредоточенно разрабатывал логичное обоснование для своих намерений. Минут через тридцать я наконец бросил заниматься самоистязанием и сосредоточился на дороге. К черту, подумал я, как-нибудь выкручусь; обычно у меня это получалось.