Гилберт Честертон - Черный кот. Три орудия смерти (сборник)

– Три руки? – повторил мальчик, а затем после долгой паузы добавил: – Разве это возможно?

– Одной руке пришлось бы располагаться где-нибудь посередине, наподобие хобота у слона, – все тем же бесцветным и обыденным голосом продолжал учитель. – Ты не находишь, что было бы неплохо иметь такой же длинный нос, как у слона? Ты мог бы поворачивать его туда-сюда и брать со стола еду, ни на мгновение не расставаясь с ножом и вилкой.

– Да ты сошел с ума ! – возмущенно выпалил Том, хотя в его голосе слышалось какое-то странное возбуждение.

– Я не единственный безумец в нашем мире, старина, – ответил мистер Хьюм.

Барбара слушала эту невероятную беседу, застыв на месте и остро осознавая всю неуместность обстановки, а также повисшую над ней гробовую тишину. Самым невероятным во всем происшествии было то, что, пока учитель делал эти безумные и нелепые заявления, его лицо оставалось совершенно непроницаемым.

– Разве я никогда не рассказывал тебе о ловком дантисте, который умел выдергивать свои собственные зубы своим собственным носом? – все так же тяжеловесно и бесцветно продолжал он. – Я расскажу тебе о нем завтра.

Учитель говорил скучным и серьезным тоном, но это сработало. Он отвлек мальчика, нарисовав перед ним совершенно нелепую картину, и заставил забыть о приступе антипатии к дяде так же, как отвлекают внимание капризного ребенка, предлагая ему новую игрушку. Теперь Том не сводил глаз со своего наставника, пристально следя за каждым его движением. Возможно, он был не единственным членом семьи, который смотрел на него в оба. Барбара подумала, что учитель все же очень странный человек.

До конца чаепития политических диспутов больше никто не заводил, зато на следующий день губернатор и его семья получили весьма серьезные политические новости. Утром повсюду были расклеены прокламации, провозглашающие законный, разумный и даже благородный компромисс, который предлагало правительство Его Величества в качестве справедливого окончательного урегулирования серьезной социальной проблемы Полибии и всего восточного Египта. А на следующий вечер город подобно мощному порыву пустынного ветра облетела новость о том, что виконта Толлбойза, губернатора Полибии, застрелили возле его резиденции, у самой последней маслины на углу стены.

Сразу после того как Том и его учитель покинули светское чаепитие в саду, они расстались до следующего утра, потому что первый жил в доме губернатора, а второй – в небольшом одноэтажном домике, расположенном на холме, среди высоких деревьев. Оставшись наедине с воспитанником, учитель произнес то, что, по мнению возмущенной публики, он должен был сказать при всех, упрекнув юношу в несдержанности и устроенном им спектакле, имитирующем поведение дяди.

– Все равно я его не выношу, – буркнул Том. – Я бы хотел его убить. У него на лице торчит нос.

– У всех на лице торчит нос, – миролюбиво заметил учитель и принялся взбираться по крутой тропинке, ведущей к его обиталищу.

Обиталище представляло собой хижину, сооруженную преимущественно из бамбука и тонких досок и окруженную верандой, с которой как на ладони открывался вид на вечереющую округу. Мистер Хьюм замер на несколько мгновений, глядя на серые и зеленые квадраты дома губернатора и садов, тропинку вдоль низкой садовой стены, проложенную параллельно линии особняков, одинокий платан, прерывающий шеренгу теснящихся друг к другу маслин и угол стены, за которым раскинулись коричневые холмы пустыни. Впрочем, среди унылого однообразия песков кое-где виднелись зеленые лоскуты дерна как свидетельство недавно начатых общественных работ или стремительных военных реформ заместителя губернатора.

Эта картина пари́ла под Хьюмом подобно огромному разноцветному облаку в последних отблесках зари восточного заката. И вот уже ее окутала багряная мгла, в которой вспыхнули яркие звезды. Они висели так низко у него над головой, что казались гораздо ближе, чем земной пейзаж.

На грубоватом лице мистера Хьюма застыло выражение глубокой задумчивости. Затем он развернулся и вошел в комнату, где целый день работал со своим учеником. Было бы правильнее сказать, что он там работал, пытаясь внушить своему ученику желание трудиться.

Немногочисленные предметы обстановки этой скудно обставленной комнаты были очень странными и разрозненными. На нескольких книжных полках стояли большие красочные тома со стихами мистера Эдварда Лира и маленькие затрепанные книжицы с поэзией знаменитых французских и латинских стихотворцев. Курительные трубки вкривь и вкось торчали из подставки, придавая жилищу ощутимо холостяцкий вид. В углу пылились удочка и старая двуствольная винтовка, потому что их хозяин, человек весьма далекий от остальных видов спорта, обожаемых его соотечественниками, уже давно не предавался этим двум хобби, которые, собственно, изначально привлекли его возможностью уединиться.