Джо Алекс - Смерть говорит от моего имени

К тому же Энн очень привязана к молодому Крессуэллу, который, по-моему, влюблен в нее по уши. К счастью, это было очевидно и раньше, до того, как зашла речь о наследстве. Если бы Винси раструбил повсюду о нашей истории, боюсь, Крессуэлл отправился бы к нему и надавал пощечин, но тогда юноша попал бы в весьма щекотливое положение — неизвестно, как отнеслась бы к этому его консервативная семья. Он сын лорда, а Энн вдруг оказалась бы внебрачным ребенком актера… Все это было ужасно. Винси регулярно звонил дважды в день. Наконец мы решили уступить. В конце концов, что такое деньги в сравнении с бедами, которые нас ожидали. К тому же я очень болен, и нам была непереносима мысль о том, что Энн может остаться почти без средств к существованию, утратить положение в обществе, да еще столько натерпеться на самом пороге жизни, которая начинала складываться так чудесно. Три дня назад Энн передали драгоценности стоимостью в полмиллиона фунтов. Это замечательная коллекция бриллиантов. Она, разумеется, составляет только часть наследства, но у меня было ощущение, что Винси удовольствуется не слишком большой суммой. Анжелика встретилась с ним в кафе… Он цинично объявил ей, что раз уж дочь его, без всякого на то права, стала наследницей огромного состояния, то она обязана поделиться со стареющим отцом. Анжелика сказала ему, что восемьдесят процентов этого состояния вложены в рудники и недвижимость, а наличных денег не так уж много. Винси ответил, что полмиллиона фунтов открыли бы ему дорогу к подлинной славе в этом мире, где ни один талант не пробьется через преграды, которые ему ставит посредственность в лице тупоумных критиков. Если он получит полмиллиона, то обязуется никогда не напоминать Энн о своих правах на нее. Анжелика согласилась, но предупредила, что на это ей потребуется какое-то время. Тогда Винси достал из кармана газету и сказал, что готов подождать денег несколько недель, но с условием, что возьмет в залог драгоценности. У него их никто не украдет, так как никому в голову не придет, что у него может храниться что-нибудь в этом роде… Драгоценности Энн положила в банковский сейф на мое имя. Я взял их оттуда. Сегодня Анжелика должна была сделать вид, что идет в театр вместе с Энн и Чарльзом. А там — отнести Винси в его уборную сумку с бриллиантами. Ему хотелось, чтобы это произошло в театре. Может, его ошеломила ценность этой сумки, и он понял, какое в ней огромное состояние, может, боялся, что Анжелика затеяла какую-то нечистую игру. Во всяком случае, он уперся на своем, и Анжелике опять пришлось уступить. Вчера вечером она поехала с Энн и Чарльзом в театр, потом сказала им, чтобы они возвращались домой без нее, так как у нее есть еще дела поблизости, и отправилась в уборную Винси. Что было дальше, я не знаю. Когда в одиннадцать я вернулся домой, она уже была здесь и сказала мне только одно: «У меня голова болит. Расскажу тебе обо всем завтра утром…» — Он обернулся к жене, которая все это время сидела неподвижно, с бледным, застывшим лицом. — Остальное знаешь ты, дорогая…

— Я мало что могу добавить. — Она глубоко вздохнула. — Мне все время было не по себе. И еще… еще эта пьеса меня расстроила. Все мое прошлое… все то, что было, стояло перед глазами, когда он играл Старика. Я расплакалась. Потом успокоилась. Во втором действии я уже не чувствовала никакого душевного контакта с ним. Он стал строже, рассудительнее, и мне это помогло. Я все прижимала к себе сумку, нелепую в сочетании с моим платьем, доверху набитую бриллиантовыми колье, которые я завернула в кусок полотна. Но к бриллиантам я была равнодушна. Хотелось только, чтобы все было уже позади, чтобы я оказалась дома… И… и еще… я боялась… Не верила ему. Не верила, что он на этом остановится. Боялась, что когда-нибудь он напьется и проболтается или попросту начнет рассказывать, что Энн — его дочь… Мне чудилось, что я слышу его слова: «Энн Додд? Да это моя дочурка… Отвалила мне от своего состояньица полмиллиончика…» Он любил уменьшительные… — Она закрыла лицо руками, но тут же быстро овладела собой. — А потом я вошла в его уборную и увидела его лежащим на кушетке. Это поразило меня, потому что дверь была заперта, и, чтобы войти, мне пришлось повернуть ключ, торчавший снаружи. Не могла же я ждать в коридоре, где меня мог увидеть кто-нибудь из знакомых. Он не пошевелился. Я еще ничего не понимала. Прикрыла за собой дверь и подошла. И тогда увидела, что в груди его торчит кинжал с позолоченной рукояткой…