Валерий Смирнов - Ловушка для профессионала

— А если экспедиция не увенчается успехом? — усмехнулся окончательно повеселевший Бойко.

Сказано сильно. Чтобы пресс-группа не справилась с поставленной задачей, такого я не припомню. По крайней мере, с тех времен, когда Рябов перестал обзывать их искусственниками.

Когда Бойко умчался порадовать свою команду предвкушениями предстоящей работы и размерами гонораров за нее, я решил — мое трудовое участие в делах фирмы благополучно завершено, а потому вполне можно немного отдохнуть. У Снежаны очень скоро закончатся уроки, а Рябов, в крайнем случае, всегда знает, где меня искать. Отдых нужен не только потому, что подрастающее поколение в лице Снежаны постоянно радует чем-то новым, до сих пор неизведанным, несмотря на мой огромный жизненный опыт. Однако меня тревожит отсутствие Сережи. Да и водитель куда-то запропастился, а означать это может только одно — вполне вероятно предстоят какие-то дела, когда о нормальном человеческом отдыхе можно будет позабыть на неопределенное время.

Не успел я повернуть ключ в замке зажигания, как из недр бардачка услышал нежную соловьиную трель. Выдвинув антенну телефона, довольно игриво говорю:

— Я вас очень внимательно слушаю.

— Буду через несколько минут, — докладывает объявившийся коммерческий директор. — Никуда не уезжай, все дела побоку.

— Слушай, куда подевался мой водитель? — притворяюсь абсолютно непонимающим и выслушиваю в ответ короткие гудки.

Ну, раз так, дорогой Сережа, тебе придется за мной побегать, слишком уж долго ты держал меня в напряжении.

Однако отъехать от офиса мне не удалось. Возле моей «Волги» затормозил «ниссан», в котором с безразлично-отсутствующим видом сидели гвардейцы Рябова. И тут же, резко набрав скорость, умчалась куда-то моя личная охрана, даже не просигналив на прощание.

Да, как все-таки хорошо мы изучили друг друга, мои дальнейшие действия после разговора Рябов просчитал еще до его начала. Внезапно чувствую: в крови возникает жар и легкая дрожь пробегает по телу. Еще толком ничего не понимаю, а организм уже реагирует. Это может означать лишь одно, возбуждение всегда охватывает меня перед лицом опасности. А затем приходит спокойствие, потому что иначе боя не выиграть.

Почему-то считается, что наиболее опасными являются профессии военных, ментов и пожарников. Это — ложное мнение. Ушло в отставку поколение, так и не узнавшее, что такое настоящие боевые действия; менты, если и теряют людей, то больше из-за небрежного отношения к собственной безопасности. Я же о своих людях забочусь, моя охрана бронежилетов не снимает. Кто мешает это делать ментам, особенно если учитывать их методы самозащиты с дурацкими предупредительными выстрелами? А пожарники, или, вернее, пожарные… Напрасно что ли об их мастерстве играть в домино легенды сложены?

Другое дело коллекционеры. Сколько их у нас, полпроцента населения, не больше. Имею в виду настоящих коллекционеров, а не людей, по случаю вкладывающих деньги в искусство, которые, к моему немалому удовольствию, расплодились в последнее время. Значит, полпроцента. И кто бы подсчитал, сколько из них счастливо умирает в собственной постели, кому повезло не быть убитым, посаженным, ограбленным? Так это еще в относительно спокойные времена, а сейчас, когда беспредел постепенно достигает своего апогея? Быть коллекционером сегодня — значит ежедневно подвергать свою жизнь опасности. Я в этом убедился лишний раз, когда ко мне за помощью обратился известный искусствовед и литературовед Николай Хождаев.

Ну кто бы на его месте беспокоился, какой военный или пожарник? Девяносто лет человеку, семьдесят из них ушло на коллекционирование. А за семьдесят лет в нашей стране, где еще во времена моей юности произведения искусства буквально под ногами валялись, можно было насобирать таких вещей, что поневоле за свою жизнь опасаться станешь. Хотя эти опасения от гробовой доски не защитят, и в девяносто лет жить тоже хочется. А еще хочется, чтобы экспонаты, на которые ушла вся жизнь, не попали в руки к людям, которым стало безопаснее и экономически выгоднее бомбить таких стариков, чем грабить банки. Вообще-то налет на банк сейчас может состояться лишь в художественном фильме. Да и какой банк способен конкурировать с коллекцией того же Хождаева, если за мои скромные услуги старичок расплатился четырьмя работами Казимира Малевича.

Эти холсты весят немногим более двух килограммов, но кто знает, сколько мешков денег составляет их эквивалент. Правда, подсчитать можно. В свое время было любопытно — сколько весит миллион? Если сторублевками — ровно восемь килограммов. Сколько центнеров этих условных сторублевок отвалил мне Хождаев в виде четырех полотен — считать неохота.