Гилберт Честертон - Когда доктора соглашаются

Ангус все еще молча глядел на лезвие, потом внезапно сказал:

— Почему вы убили его?

— Вам незачем спрашивать, раз мы пришли к согласию в нравственной философии, — просто ответил старый врач. — Обычная хирургия. Как мы жертвуем пальцем, чтобы спасти тело, так должны пожертвовать человеком, дабы спасти общество. Я убил его потому, что он делал зло, бесчеловечно препятствовал истинному ориентиру для человечества, плану спасения в трущобах. Поразмыслив, вы согласитесь со мной.

Ангус мрачно кивнул.

Пословица гласит: «Кому решать, если врачи не согласны друг с другом?» Однако в том мрачном и зловещем театре доктора друг с другом согласились.

— Да, — сказал Ангус, — я согласен. К тому же у меня был подобный опыт.

— Что же это за опыт? — спросил другой.

— Я ежедневно имел дело с человеком, который, как я думал, творил только зло, — отвечал Ангус. — Я и сейчас думаю, что вы творили зло, хотя и служили истине. Вы убедили меня в том, что моя вера — это сонные грезы, но не в том, что видеть сны хуже, чем проснуться. Вы беспощадно разрушали мечту униженных, надругались над слабой надеждой обездоленных. Вы кажетесь мне жестоким и бесчеловечным, как Хаггис казался жестоким и бесчеловечным вам. Вы добродетельны по своим меркам, но и Хаггис добродетелен по своим. Он не притворялся, будто верит в спасение через добрые дела, как и вы не притворяетесь, будто верите в десять заповедей. Он был добр к отдельным людям, хотя страдала толпа; вы добры к толпе, а отдельные люди страдают. Но в конце концов вы также всего лишь отдельный человек.

Что-то в последних словах, произнесенных очень мягко, заставило старого доктора внезапно сжаться, а затем броситься назад, к ступенькам. Ангус прыгнул, словно дикая кошка, и, схватив его, начал душить, говоря при этом уже срывающимся голосом:

— День за днем я хотел убить вас, но меня удерживал предрассудок, который вы наконец разрушили. День за днем вы добивали те сомнения, что защищали вас от гибели. Мудрец, резонер, глупец! Сегодня вечером для вас было бы лучше, чтобы я все еще верил в Бога, и в Его заповедь «не убий».

Старик безмолвно извивался в удушающих объятиях, но он был чересчур слаб, и Ангус с грохотом бросил его на операционный стол, где тот застыл, словно в обмороке. Вокруг них и над ними концентрическими рядами шли пустые кресла, поблескивая в слабом и холодном свете луны, словно пустынный Колизей ночью; безлюдный амфитеатр, в котором не было ни одного человеческого голоса, чтобы крикнуть «Habet». 4

Рыжеволосый убийца стоял с занесенным ножом столь же странной формы, как кремниевый нож доисторического жертвоприношения, и все говорил безумным, срывающимся голосом:

— Только одно защищало вас и сохраняло мир между нами — наше несогласие. Теперь мы пришли к согласию, мы едины в мнениях — и в действиях. Я могу действовать, как вы. Я могу сделать то, что и вы сделали. Мы примирились.

На этом слове он нанес удар, и Эндрю Кэмпбелл дернулся напоследок. В своем собственном храме, на своем безбожном алтаре он шевельнулся и тихо замер; а убийца бросился вон из здания и из города через северно-шотландскую границу и скрылся в горах.

Когда Понд закончил рассказ, Гэхеген медленно поднялся во весь свой огромный рост и затушил сигару в пепельнице.

— У меня мрачное подозрение, Понд, — сказал он. — Ваша речь не так бессмысленна, как кажется на слух. То есть не вполне бессмысленна, даже в том нашем разговоре о европейских событиях.

— Твидлдам и Твидлди согласились, значит, быть войне, — сказал Понд. — Нам легко удовлетвориться, сказав, что какие-то люди, скажем — поляки или пруссаки, или другие иностранцы, пришли к согласию. Мы не часто спросим, в чем именно они согласились. Соглашение может быть весьма опасным, если это не соглашение с истиной.

Уоттон поглядел на него, но решил, облегченно вздохнув, что все это не более чем метафизика.

Твидлдам и Твидлди — персонажи из сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье», совершенно похожие друг на друга.

Супралапсарианство — течение в кальвинизме, полагающее, что люди предопределены Богом к спасению или к гибели еще до Адамова грехопадения. Осуждено на Дортском соборе (1618 — 1619), где единственно верным сочли учение сублапсариев, утверждавших, что предопределение совершилось после того, как Адам пал. Однако сублапсарии существуют; понятно, что Честертон, вообще не принимавший учения о предопределении, особенно не выносил именно их.