Дэн Симмонс - Пятое сердце

Он погладил резьбу, вазы на каминной полке и на книжных шкафах по обе стороны от нее.

– Алиса и Джон расставили и повесили все в точности, как было у нас, – продолжал Клеменс все тем же странным голосом. – Каждую вазу и ковер, которые мы с Ливи купили в своих первых поездках. Каждую любимую детьми безделушку. – Он тронул резную фигурку на каминной полке. – Понимаете, каждую субботу Сузи, Джин и Клара требовали рассказывать им истории про картины и украшения на полках. Как видите, череда начинается масляным портретом кошки в раме и заканчивается импрессионистской акварелью, вот она, красивая девушка по имени Эммелина… между ними еще не то двенадцать, не то пятнадцать статуэток… ах да, и еще масляная картина Илайхью Веддера «Юная Медуза». Девочки просили сочинить историю – всегда экспромтом, без минуты на подготовку, – в которую я должен был включить статуэтки и три картины. Надо было начать с кошки и закончить Эммелиной; мне ни разу не разрешили для разнообразия пойти в обратном порядке. Не дозволялось вводить безделушки не в их очередь. У несчастных безделушек не было дня субботнего, дабы отдохнуть от трудов, не было покоя. Они вели жизнь, полную опасных и кровавых приключений. Со временем статуэтки и картины ветшали – ведь им столько пришлось вынести.

– Отличное упражнение для писателя, – рассмеялся Хоуэллс.

– В историях часто фигурировал цирк, – продолжал Клеменс. Он как будто не слышал приятеля и вообще забыл, что в комнате кто-то есть. – Девочки любили слушать про цирк, и я обычно включал его в…

Казалось, Клеменс оглушен. Он, пошатываясь, сделал несколько шагов и не столько сел, сколько рухнул в кресло, обитое тканью в цветочек.

– Сэм? – спросил Хоуэллс.

– Все хорошо, – ответил Клеменс, закрывая глаза рукой, словно хотел спрятать слезы. – Просто… понимаете, просто всё на своих местах.

Гости стояли, не зная, что сказать.

– Я обещал Ливи, что загляну к хартфордским друзьям обсудить общие дела, но не приближусь к дому даже настолько, чтобы увидеть его трубы. Однако стоило войти в дверь, как меня охватило сильнейшее желание перевезти сюда семью… немедленно… и больше никогда отсюда не уезжать. В Европу так уж точно. – Клеменс уронил голову и огляделся точно во сне. – Всё на своих местах. Я помню, как мы с Ливи приобретали каждую из этих вещей, как спорили при покупке, как радовались в ту далекую пору, которая теперь кажется юностью. Когда девочки были совсем крохами…

Он повернулся и глянул в глаза Хоуэллсу, затем Джеймсу и, наконец, Холмсу:

– До чего отвратительно, до чего вульгарно и аляповато обставлены все дома, какие я видел в Европе! А теперь взгляните на этот этаж – безупречный вкус, идеальная гармония цветов, дух умиротворения, покоя и глубочайшего довольства, пронизывающий каждую деталь. Еще нигде и никогда не было такого восхитительного дома.

– Он и впрямь прекрасен, Сэм, – сказал Хоуэллс.

Клеменс будто не слышал его.

– Словно какое-то злое наваждение заставило меня забыть всю прелесть нашего дома, – тихо продолжал он, обращаясь к самому себе. – Это… это… – Клеменс одновременно хлопнул ладонями по подлокотникам и ударил в пол подметками начищенных туфель, хотя не имел в виду ни того ни другого по отдельности. – Это место для меня, господа, чарующе светло, и великолепно, и уютно, и естественно. Такое чувство, будто я очнулся от дьявольского сна. Словно я никогда не уезжал отсюда, и стоит повернуть голову, – он посмотрел в сторону лестницы, – и моя дражайшая Ливи спустится вместе с крошками… – Клеменс вновь глянул на всех поочередно. – Однако в душе я знаю, что так никогда больше не будет.

Наступила долгая тишина.

Клеменс вновь провел рукой по глазам и резко встал.

– Довольно чепухи, – хрипло проговорил он. – Идемте в бильярдную на третьем этаже, где стояла моя пишущая машинка… адский механизм, при посредстве которого мистер Холмс намерен установить истину.

Джеймс и Хоуэллс вслед за Клеменсом и Холмсом поднялись на лестничную площадку второго этажа. Хоуэллс задержал Джеймса, тронув его за рукав.

– Здесь была спальня Сэма и Ливи, – прошептал он, указывая в дальний конец коридора. (Клеменс с Холмсом уже поднялись на следующий пролет и не могли его слышать.) – Они купили в Италии широченную кровать с таким роскошным резным изголовьем, что всегда клали подушки в изножье, чтобы, как говорил Сэм, видеть это баснословно дорогое изголовье, засыпая и просыпаясь. Джон и Алиса Дэй привезли собственную кровать, так что итальянское чудо по-прежнему стоит в чулане.