Дэн Симмонс - Пятое сердце

Генри Джеймс в жизни ни за кем не следил, но вскоре обнаружил, что дело это совсем не хитрое. Надо было только держаться за полквартала от Мориарти, на другой стороне улицы, немного ускорять шаг, чтобы не потерять профессора из виду, когда он сворачивал вправо или влево, на другую улицу, либо отступать в тень магазина, когда тот останавливался. По счастью, Мориарти не оглядывался назад – да и по сторонам тоже, просто шел уверенно, видимо твердо зная цель. Всякий раз, как впереди слышался мерный стук профессорской трости с серебряным набалдашником, Джеймс понимал, что надо сбавить шаг и отстать еще ярдов на тридцать.

Минут через двадцать-тридцать ловкой слежки Джеймс внезапно понял, что не знает, в какую часть города они забрели. Он точно помнил, что какое-то время шел на запад, навстречу яркому послеполуденному солнцу, затем, вслед за быстро шагающим Мориарти, влево – на юг, снова на запад и снова на юг. Однако он понятия не имел, что это за район.

Красивые особняки и магазинчики давно остались позади; их сменили покосившиеся кирпичные склады и редкие деревянные лачуги. Улицы сделались у́же и грязнее; их правильнее было бы назвать закоулками. Над крышами висел странный, неприятно пахнущий туман, куда более редкий, чем густой лондонский смог, но для Вашингтона все равно непривычный. Джеймс гадал, не забрел ли он вслед за Мориарти в ту часть города, которую Джон Хэй называл «Фогги-Боттом».

Впрочем, удивительным образом – и весьма удачно для Джеймса, желавшего остаться незамеченным, – людей и повозок в этих грязных закоулках было куда больше, чем в более приличных частях города. Прохожие шли по большей части группками, и хотя Джеймс приметил двух грязнух, одна из которых была к тому же мертвецки пьяна и отчаянно ругалась, толпа состояла практически исключительно из мужчин, одетых либо в бедное рабочее платье, либо в несвежие полосатые костюмы с вызывающе яркими жилетами.

Однако Мориарти продолжал идти, не глядя по сторонам. Толпа расступалась перед ним, словно профессор – некий неправедный Моисей, а уличный сброд – волны Чермного моря.

Джеймс внезапно осознал, что его костюм, трость, да и весь облик разительно выделяются на общем фоне. Он остановился на земляной тропе, заменявшей тут тротуар, и всерьез задумался: не лучше ли как можно скорее вернуться в приличную часть города?

Но как? В какую сторону идти? И что, если кто-нибудь его остановит?

От этих мыслей Джеймс похолодел и в ту же минуту заметил, что к Мориарти уверенно направляются трое мужчин. Никто не обменялся рукопожатиями, но даже с расстояния в полквартала было видно, что все они знакомы между собой, вернее, что трое громил – дурно одетых, начиная от засаленных фетровых шляп и заканчивая дорогими, но грязными ботинками со странно заостренными носами, – знают профессора Мориарти. Все они были рослые, широкоплечие, пузатые, однако Мориарти возвышался над всеми. Выступающий лоб, лысина, прикрытая лишь несколькими зачесанными поперек редкими прядями, и запавшие глаза придавали профессорскому лицу отчетливое сходство с черепом, так что казалось, три похитителя трупов смотрят снизу вверх на хорошо одетого мертвеца.

Они обменялись несколькими словами и свернули налево в поперечную улицу. Чувствуя устремленные на себя взгляды пролетариев, Джеймс решил продолжить слежку и торопливо шагнул за угол.

Тупик. Короткий и совершенно пустой, если не считать Мориарти и его новых друзей. Заканчивался тупик большим складом без окон.

Джеймс попятился за угол – и вовремя, потому что как раз в эту минуту один из громил обернулся.

Когда Джеймс вновь выглянул из-за углового дома, двое гориллоподобных мужчин толкали дощатые сдвижные ворота. Слуха коснулся глухой гул, как от скопления множества людей или животных, затем Мориарти вслед за первыми двумя спутниками шагнул в здание, третий оглянулся (Джеймс еле-еле успел отпрянуть за угол), тоже вошел и задвинул за собой ворота. Шагах в двенадцати справа от них была обычная дверь, но Джеймс не знал, ведет ли она в то же помещение, куда ушел Мориарти. Кроме того, она наверняка была заперта.

Джеймс стоял на углу в полном смятении чувств. Да, лишь так можно было описать его состояние – «полное смятение чувств».

Что делать?

Он мог выбраться из этого ужасного района – вернее, мог бы, если бы запомнил все повороты по пути сюда, – разыскать надежного посланца и отправить новую записку для Холмса на адрес табачной лавки.