Дэн Симмонс - Пятое сердце

– Так, значит, вы идете к себе в комнату, – сказал Холмс.

– Боже, Холмс! – воскликнул Джеймс, чувствуя потребность поставить этого псевдоджентльмена на место. – Ваши дедуктивные способности… как вы догадались?

Холмс не обиделся и не смутился, только вновь издал короткий лающий смешок, поднял трость – в которой, как знал Джеймс, была спрятана шпага – и сказал:

– Что ж, счастливо оставаться. Впрочем, я убежден, что недолгое время спустя наши пути пересекутся вновь.

– Я думаю очень скоро отплыть назад в Англию, – ответил Джеймс, сам не понимая, отчего так сказал, поскольку вовсе не строил таких планов. Он рассеянно тронул жилетный карман, где, словно опухоль, постоянно ощущалась табакерка с прахом сестры Алисы.

– А, в таком случае мы, возможно, больше не увидимся, – ответил Холмс.

Почти весело, почти беспечно, как с внутренней досадой отметил Джеймс.

– Та-та, – сказал Холмс, повернулся и стремительно вышел из комнаты, насвистывая мотивчик, показавшийся Джеймсу смутно знакомым. Что-то, что он слышал в мюзик-холле на Друри-лейн.

Хлопнула входная дверь, а Джеймс все стоял, занеся ногу на вторую ступеньку, словно обращенный в камень взглядом горгоны Медузы. Хуже того, он осознал, что ждет, когда Холмс вернется объявить, что передумал и никуда не уезжает.

Миссис Стивенс вернулась убрать посуду и увидела Джеймса, который застыл как в столбняке со странным выражением лица.

– Все в порядке, мистер Джеймс? Вам ничего не нужно?

– Все замечательно, миссис Стивенс. Я просто иду к себе в комнату поработать. Доброго дня, мэм.

– И вам доброго дня, мистер Джеймс.

Она вытянула шею, наблюдая, как он поднимается по крутым ступенькам. Как будто Холмс… или Майкрофт… или Мориарти… или Лукан Адлер… нанял ее за ним следить.

Джеймс приготовился постучать в парадную дверь Хэев – вернее, занес кулак, чтобы постучать, потом все же решил нажать кнопку новомодного электрического звонка – ровно в пятнадцать минут шестого. У него выдались трудные утро и день. Он пытался писать – набрасывать карандашом в блокноте новую пьесу, которую пообещал популярному актеру Джорджу Александру, – однако пансион миссис Стивенс, пусть и тихий, все же оставался пансионом. Домашние звуки, громкие разговоры с работниками и умственно отсталой дочерью, восклицания двух потенциальных жильцов, осматривающих бывшую комнату Холмса, даже то, как миссис Стивенс напевала себе под нос, гладя белье в комнатке рядом с кухней или развешивая стирку под открытым окном Джеймса (дождь как раз закончился), – все отвлекало взвинченного писателя от пьесы. Раз сто за этот день он бессознательно касался табакерки в жилетном кармане и думал, что делать дальше. Отправиться прямиком в Англию? Поехать на семейный участок кладбища в Кембридже под Бостоном и похоронить наконец последнюю горстку Алисиного праха? Присоединиться к Уильяму и его семье во Флоренции, в Женеве или где там они сейчас? Он мог разговаривать с Уильямом – порой. Вернее, редко. По правде сказать, почти никогда.

Пока его радовало приглашение к Джону Хэю. Джеймс чувствовал себя так, будто перегнулся через корабельный борт, силясь что-то внизу рассмотреть, и нечаянно упал в воду. Приглашение было как спасательный круг, брошенный уверенной рукой, – круг с тросом, за который его вытащат.

Дверь открыл Бенсон и, жестом велев лакею забрать мокрый плащ, шляпу и трость, повел литератора прямиком в уже привычный кабинет Хэя. Как только Бенсон объявил гостя, Джон поднял взгляд от кипы бумаг, вскочил, обошел стол и правой рукой стиснул руку Джеймса, а левой крепко взял его за локоть. Это было близко к объятию (которое, разумеется, напугало бы и ужаснуло Джеймса), и от дружеского прикосновения тот вновь почувствовал себя хорошо – ощущение, казавшееся утерянным безвозвратно.

– Гарри, до чего же я рад снова вас видеть! – говорил Хэй, все так же за локоть ведя его к удобному креслу. Как только гость сел, хозяин взгромоздился на край стола (с удивительной ловкостью для человека, которому в октябре стукнет пятьдесят пять, как уже не в первый раз думал о нем Джеймс) и воодушевленно проговорил: – Как вы знаете, старая «Пятерка сердец» всегда пила чай ровно в пять, а сейчас уже на пятнадцать минут позже, но мы все равно можем выпить чаю – призрак Кловер не станет возражать, хотя не исключено, что мы услышим бестелесный стук-другой. А может, не чаю, а по-настоящему хорошего виски.