Артур Конан Дойл - Шерлок Холмс, прощай

– Но ведь еще не вечер, – ответила малышка.

– Неважно. Хоть оно и не по расписанию, но Бог не обидится, это уж точно. Ты прочитай те молитвы, что читала каждый вечер в фургоне, когда мы ехали по равнинам.

– А почему ты сам не прочитаешь? – спросила девочка, удивленно поглядев на него.

– Я их забыл, – признался он. – В последний раз я молился, когда был росточком с половину этого ружья. Но лучше поздно, чем никогда. Ты читай, а я буду за тобой повторять.

– Тогда тебе надо встать на колени, и мне тоже, – сказала она, расстилая на камнях шаль. – А руки подними вот так. Тогда тебе сразу станет хорошо.

Это была странная картина, хотя ее видели только канюки. На узкой шали бок о бок стояли два коленопреклоненных путника – маленькая несмышленая девочка и отважный, закаленный невзгодами искатель приключений. Ее круглое личико и его худое костлявое лицо были обращены к безоблачным небесам и выражали искреннюю покорность грозному божеству, в чьей власти они очутились, а два голоса – один тоненький и чистый, другой низкий и грубый – слились в возносимой ему мольбе о милости и прощении. Завершив ритуал, они снова устроились под сенью огромного валуна, и вскоре ребенок задремал, прикорнув к широкой груди своего защитника. Тот некоторое время охранял ее сон, но потом природа взяла свое. Долгих три дня и три ночи он не позволял себе ни минуты отдыха – и теперь веки медленно опустились на усталые глаза, а голова стала клониться все ниже и ниже на грудь, пока седая борода мужчины не смешалась с золотыми кудряшками его спутницы и оба они не погрузились в глубокий и мирный сон без сновидений.

Если бы скиталец сумел продлить свое бодрствование хотя бы на полчаса, его взору представилось бы странное зрелище. Далеко-далеко, на самом краю соляной равнины, показалась крохотная струйка пыли – сначала она была едва заметной в полуденном мареве, но постепенно делалась все выше и шире и наконец превратилась в плотное, хорошо различимое облако. Это облако продолжало неуклонно увеличиваться, покуда не стало ясно, что его могло поднять лишь несметное множество движущихся существ. В более плодородных землях наблюдатель решил был, что на него надвигается одно из тех гигантских бизоньих стад, что пасутся в прериях. Но в этой бесплодной местности такое, очевидно, было невозможно. По мере приближения клуба пыли к одинокому холму, на котором нашли приют двое несчастных странников, в туманной пелене стали вырисовываться очертания крытых парусиной фургонов и силуэты вооруженных всадников – это был огромный караван, направляющийся на запад. Караван, но какой! Когда его голова достигла предгорий, хвост еще даже не появился на горизонте. Через всю необъятную равнину протянулась эта живая цепь – фургоны и телеги, верховые и пешие. Бесчисленные женщины брели, согнувшись под бременем своей ноши, а их дети шагали рядом с фургонами или выглядывали из-под белых пологов. Это явно была не обычная группа переселенцев, а целый народ, волею обстоятельств принужденный искать себе новое место обитания. Вся эта огромная людская масса двигалась с шумом и громыханием, под скрип колес и ржание лошадей. Однако даже эти звуки, далеко разносящиеся в чистом воздухе, были недостаточно громкими для того, чтобы разбудить усталых путников на холме.

Во главе колонны ехали десятка два или больше мужчин с серьезными, словно высеченными из камня лицами, в простых одеяниях темных тонов и с ружьями на плечах. У подножия возвышенности они остановились, чтобы провести короткое совещание.

– К источникам надо идти направо, братья, – сказал один из них, чисто выбритый, с суровыми складками около рта и проседью в волосах.

– Направо от Сьерра-Бланко – так мы выйдем к Рио-Гранде, – подтвердил другой.

– Не бойтесь остаться без воды! – воскликнул третий. – Тот, кто смог добыть ее из камня, не бросит свой избранный народ.

– Аминь! Аминь! – дружно откликнулись все.

Они уже тронулись было дальше, но тут один из самых молодых и остроглазых издал предостерегающий возглас и указал на зубчатый выступ над ними. Там трепыхался клочок розовой материи, ярко выделяющийся на фоне серых скал. При виде его всадники тут же осадили коней и скинули с плеч винтовки, а свежие верховые из середины колонны галопом пустились на подмогу своему авангарду. На всех устах было одно слово – краснокожие.

– Здесь не может быть много индейцев, – сказал пожилой человек, которого, похоже, слушались остальные. – Пауни уже позади, а других племен мы не встретим, пока не перевалим через горы.