Эллери Куин - Трагедия Зет. Бюро расследований Квина (рассказы)

— Ты просто невозможен! — Я сердито закусила губу. — Теперь я все понимаю. Эта женщина и драгоценный сенатор Фосетт… Очевидно, она работала рука об руку с ним?

— Все это сплетни, — отнекивался Джереми. — Пойдем отсюда, Пэт. Тут не место для тебя.

— Тут не место для твоей бабушки! — крикнула я. — И ты еще называешь себя мужчиной! Нет, Джереми, я останусь, и помоги Бог этой старой карге, когда я до нее доберусь!

И тут вдруг произошло нечто важное. До этого момента, после нескольких часов расследования, не возникало ни малейшего подозрения в отношении бедного создания, ставшего теперь едва ли не главным в деле об убийстве Фосетта. Оглядываясь назад, я думаю, что случилось бы, если бы это письмо не обнаружили. Полагаю, в финальный анализ это не внесло бы особой разницы. Связь этого человека с сенатором Фосеттом все равно неизбежно всплыла бы, а все последующее, вероятно, происходило бы лишь в замедленном режиме. И тем не менее, если бы он успел ускользнуть…

В комнату ворвался детектив, размахивая мятым листом бумаги.

— Мистер Хьюм! — крикнул он. — Я нашел письмо, которое прибыло вместе с фрагментом деревянного сундучка, в сейфе спальни сенатора!

Хьюм вцепился в бумагу, как утопающий — в спасательный круг. Мы столпились вокруг. Даже Кеньон с его вяло текущей кровью — этот человек был живым доказательством теории эволюции; я представляла себе его кембрийских [28] Кембрий — первый период палеозойской эры, начавшийся около 570 миллионов лет назад, в котором жизнь существовала только в морских глубинах. предков, копошащихся в слизи океанского дна, — казался возбужденным находкой; его красные щеки трепетали, когда он втягивал в себя воздух.

В комнате стало тихо, и Хьюм медленно начал читать:

«Дорогой сенатор Фосетт! Не напоминает ли вам что-нибудь моя маленькая распиленная игрушка? Вы не узнали меня в тот день в тюремной столярной мастерской, зато я вас узнал, черт бы побрал вашу душу! Какая удача для малыша Аарона!

Скоро я ожидаю освобождения. Как только я выйду отсюда, я позвоню вам. И той же ночью вы отвалите мне пятьдесят штук в вашем логове, сенатор. Иначе я расскажу легавым, что…

Ну вы знаете. Никаких трюков, иначе малыш Аарон заговорит.

Когда я смотрела на написанное карандашом корявое послание отчаявшегося человека, я почувствовала, как на комнату наползает холодная черная тень, и поняла, что это тень тюрьмы.

Рот Хьюма плотно сжался, и холодная улыбка приподняла его ноздри.

— Это уже что-то, — сказал он, пряча письмо в бумажник. — А все остальное… — Он не находил слов.

— Спокойнее, Хьюм, — предостерег отец.

— Можете на меня положиться, инспектор.

Окружной прокурор подошел к телефону.

— Оператор, соедините меня с начальником тюрьмы Алгонкин Магнусом… Начальник? Это окружной прокурор Хьюм. Простите, что поднял вас с постели среди ночи. Полагаю, вы слышали новости?.. Сенатор Фосетт был убит этим вечером… Да-да… Слушайте, Магнус, говорит ли вам что-нибудь имя Аарон Доу?

Мы молча ожидали, а Хьюм прижал микрофон к груди, устремив невидящий взгляд в камин.

Никто из нас не шевелился целых пять минут.

Внезапно взгляд окружного прокурора заострился. Он кивнул и сказал:

— Мы сейчас прибудем, — после чего положил трубку на рычаг.

— Ну? — хрипло произнес Кеньон.

Хьюм улыбнулся:

— Заключенный по имени Аарон Доу, работавший в тюремной мастерской, был освобожден сегодня во второй половине дня!

До этого момента я лишь смутно ощущала тень над нашими головами, далекую, как мечта. Факты тарахтели у меня в голове, мешая видеть надвигающуюся катастрофу. Но теперь зрение сразу прояснилось. Аарон Доу… Имя значило для меня так же мало, как Джон Смит или Кнут Соренсен. Я никогда его не слышала и никогда не видела этого человека. И все же — можете называть это шестым чувством — я знала так же твердо, как если бы была ясновидящей, что этот бывший заключенный, возможно невинная жертва общества, станет куда более ужасной жертвой вполне реальной тени, живущей среди нас.

Я плохо помню мелкие события. Мою голову распирали не вполне оформившиеся мысли, а сердце до боли стучало в груди. Я чувствовала себя беспомощной и, хотя рядом находилась надежная опора в лице отца, смутно жалела об отсутствии старого джентльмена, которого мы оставили в «Гамлете» с тоской смотрящим нам вслед.