Гарольд Шехтер - Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

Сам по себе этот факт не заключал ничего, что могло бы встревожить или насторожить меня. В конце концов, миссис Рэндалл могла выйти по делу или удалиться к себе в спальню – пополдничать. То же можно было сказать и об уволенной служанке Салли. И все же меня не покидало страшное предчувствие, сжавшее мне сердце, как только я вошел в дом.

Скептики станут утверждать, что мои воспоминания об этой минуте ретроспективно окрашены знанием того, что произошло далее. Опровергнуть эту теорию, разумеется, невозможно. Я могу лишь утверждать, что мой дух и моя душа содрогнулись – даже прежде чем я осознал, какой ужас совершился здесь в мое отсутствие.

Выйдя из передней, я заглянул в библиотеку, думая, что, возможно, миссис Рэндалл вздремнула, читая усыпляющие строфы вопиющего творения доктора Марстона. Однако в комнате не было и следа чьего-либо присутствия. Тогда я прошел к лестнице, собираясь подняться в свою спальню. Взойдя на первые ступеньки, я мельком заглянул в столовую, вход в которую теперь хорошо просматривался.

И тут же узрел нечто, отчего кровь застыла у меня в жилах. Один из обеденных стульев был перевернут и валялся на полу. Вокруг него, пятная доски пола, разлилась лужица темно-красной жидкости, в которой я сразу же признал кровь.

Неодолимая дрожь охватила меня, когда я, задыхаясь, вбежал в столовую. Не успел я переступить порог, как замер на месте при виде ужасающего, омерзительного зрелища.

В комнате был учинен страшный разгром. Мебель была сломана и разбросана. Пол усыпан осколками фарфора. Кружевные занавески сорваны и беспорядочной кучей валялись под окнами.

Кровь была повсюду. Лужа, которую я заметил сначала, оказалась лишь малой частью огромных кровавых пятен на стенах и полу. Словно кто-то взял ведро кровавой жидкости и размашистыми движениями расплескал ее по столовой.

Изо всех сил стараясь подавить неописуемое чувство ужаса, угрожавшее лишить меня остатков мужества, я осторожно двинулся в глубь комнаты. Только тогда я обнаружил источник такого количества запекшихся кровавых пятен.

Тела лежали рядом в дальнем конце столовой. Если бы я не запомнил наряд, который был на миссис Рэндалл, когда мы беседовали в библиотеке, то вряд ли узнал бы ее. Верхняя часть ее тела и голова были чудовищно изуродованы, причем голова настолько, что сохранила лишь отдаленное сходство с человеческим лицом.

Служанке Салли., распростертой в нескольких футах от хозяйки и сжимавшей в правой руке большой мясницкий нож, нанесли всего одну, но жуткую рану. У нее была перерезана глотка, и из разверстой щели продолжали сочиться сгустки крови.

Легко представить, какова была моя реакция на это омерзительное зрелище. Голова у меня закружилась, и к горлу подступила непреодолимая тошнота. С первого взгляда было ясно, что я уже ничем не могу помочь обеим женщинам.

Резко развернувшись, я ринулся прочь из дома, выбежал на улицу и пронзительными криками стал звать на помощь.

– Вот выпейте. Легче станет. Жалко сгорбившись в кресле, где всего несколько часов назад так уютно устроилась миссис Рэндалл, я удивленно посмотрел на человека, которому принадлежали эти слова. Я был настолько поглощен мрачными размышлениями, что даже не заметил, как кто-то вошел в библиотеку.

Передо мной стоял констебль Линч. В протянутой руке он держал бокал, почти до краев наполненный темной жидкостью, в которой по запаху и цвету я признал мадеру.

– Нашел бутылку в боковом шкафчике, – продолжал констебль. – Единственная вещь, которая уцелела во всей этой проклятой комнате.

На минуту я заколебался – принимать ли предложение. Я вспомнил торжественную клятву, которую дал Путанице, а именно: за время всего пребывания в Бостоне я ни при каких обстоятельствах не притронусь к алкоголю. Однако, сосредоточив взгляд на манящем напитке, я почувствовал, как решимость моя заколебалась.

Разумеется, подумал я, моя дражайшая тетушка не пожелала бы видеть, как я страдаю, когда мое угнетенное состояние могут облегчить всего несколько – чисто профилактических – глотков вина. В конце концов, доверившись моей клятве, она не могла предвидеть страшные, душераздирающие обстоятельства, которые так расстроят мои нервы.

Рассуждения показались мне безупречными. Протянув дрожащие руки, я взял бокал и быстро поднес его к губам. Эффект оказался почти мгновенным. Упоительное тепло разлилось по всему телу. Дрожь почти унялась. Сердце стало биться в более или менее привычном ритме. Впервые с того момента, когда я с воплями выбежал на улицу, я смог обдумать события предшествующего часа хотя бы с малой толикой спокойствия.