Артур Конан Дойль: Ритуал Масгрейвов

Он поклонился с видом полностью сокрушенного человека и, не сказав ни слова, проскользнул мимо меня. Свечка осталась на столе, и я наклонился взглянуть, какой документ Брантон взял из бюро. К моему удивлению, никакой важности он не имел, просто копия вопросов и ответов в особой старинной церемонии, носящей название «Ритуал Масгрейвов». Что-то вроде фамильного обряда, который уже несколько веков исполнял каждый Масгрейв по достижении совершеннолетия – нечто сугубо частное и интересное разве что для историка, как и наш герб с его деталями, но никакой практической ценности не имеющее.

«Лучше вернемся к этому документу позднее», – сказал я.

«Если вы считаете это необходимым», – ответил он с некоторым колебанием. Но продолжу свой рассказ: я запер бюро ключом, который оставил Брантон, и повернулся, чтобы уйти, когда с удивлением обнаружил, что дворецкий возвратился и стоит передо мной.

«Мистер Масгрейв, сэр! – вскричал он голосом, хриплым от волнения. – Я не снесу позора, сэр. Моя гордость всегда была выше моего положения, и позор меня убьет. Моя кровь будет на вашей совести, сэр, – да-да, если вы ввергнете меня в отчаяние. Если вы не можете оставить меня на своей службе после случившегося, то, Бога ради, позвольте мне самому уволиться и уйти через месяц, будто по собственной воле. Это я смогу вынести, мистер Масгрейв, но не быть прогнанным на глазах у всех, кого я знаю близко».

«Вы не заслуживаете снисхождения, Брантон, – ответил я. – Ваше поведение омерзительно. Однако вы долгое время служили нашей семье. У меня нет желания обречь вас на публичное унижение. И все же месяц – это слишком долго. Убирайтесь через неделю, а причину своего отъезда можете сочинить какую угодно».

«Всего неделя, сэр! – вскричал он в отчаянии. – Две недели, дайте мне по крайней мере две недели!»

«Неделя, – повторил я. – И считайте, что с вами обошлись очень мягко».

Он брел по коридору, понурив голову, совсем сломленный, когда я задул свечку и вернулся к себе в спальню.

Два дня затем Брантон с величайшим усердием выполнял свои обязанности. Я никак не упоминал о происшедшем и не без любопытства прикидывал, как он скроет свой позор. Однако на третье утро он, против обыкновения, не явился после завтрака выслушать мои распоряжения на этот день. Выходя из столовой, я повстречал Рейчел Хоуэллс, горничную. Я сказал вам, что она только-только оправилась после болезни, и выглядела такой землисто-бледной и изнуренной, что я попенял ей за то, что она слишком рано взялась за работу.

«Вам не следует вставать с постели, – сказал я. – Вернетесь к своим обязанностям, когда окрепнете».

Она посмотрела на меня столь странно, что у меня возникло опасение, не повредилась ли она в уме.

«Я достаточно окрепла, мистер Масгрейв», – сказала она.

«Посмотрим, что скажет доктор, – ответил я. – Вы сейчас же прекратите работать, а когда спуститесь вниз, просто скажите, что я хочу видеть Брантона».

«Дворецкого нет», – сказала она.

«Нет? Как так – нет?»

«Его нет. Его никто не видел. Он не у себя в комнате. О да, его нет, его нет!» – Она прижалась к стене, взвизгивая и вздрагивая от смеха. Я же, испуганный этой внезапной истерикой, бросился к звонку, чтобы позвать на помощь слуг. Девушку увели в ее комнату, а я осведомился о Брантоне. Вне всяких сомнений, он исчез. Его кровать осталась застеленной, никто не видел его после того, как накануне вечером он ушел к себе. Его верхняя одежда, его часы и даже его деньги остались у него в комнате. Не хватало только черного костюма, который он обычно носил. Не было и его домашних туфель, но его сапоги оказались там. Так куда мог дворецкий Брантон отправиться ночью и что произошло с ним теперь?

Разумеется, мы обыскали дом и службы, но не нашли никаких его следов. Дом, как я уже говорил, – подлинный лабиринт, особенно старинное крыло, теперь пустующее, но мы обыскали каждую комнату и погреб, однако не нашли ничего, что могло бы объяснить его исчезновение. Мне представлялось невероятным, что он мог уехать, бросив все свое имущество, но, с другой стороны, где он мог быть? Я обратился в местную полицию, однако без малейшего толка. Ночью шел дождь, и мы исследовали газоны и дорожки вокруг дома, но тщетно. И вот тут новое событие отвлекло наше внимание от исходной тайны.

Два дня Рейчел Хоуэллс была совершенно больна: бред и истерики сменяли друг друга, так что пришлось нанять сиделку, чтобы она присматривала за ней ночью. На третью ночь после исчезновения Брантона сиделка, убедившись, что ее подопечная тихо спит, задремала в кресле, а когда рано утром пробудилась, постель оказалась пустой, окно открытым, и никаких следов больной. Меня тотчас разбудили, и с двумя лакеями я приступил к поискам пропавшей девушки. Установить, в каком направлении она ушла, оказалось просто: от окна ее следы повели нас через газон к озеру, где они исчезли почти рядом с мощенной гравием дорогой, которая ведет за пределы поместья. Глубина озера там примерно восемь футов, и вы можете вообразить, что мы почувствовали, когда следы помешавшейся бедняжки оборвались на его берегу.