– Вы сразу заподозрили нечистую игру, Холмс, – признал я. – Хотя у меня рассказ о Союзе рыжих вызвал только улыбку.
– Я заподозрил нечистую игру, когда узнал, что расторопный малый трудится в ломбарде за половину жалования. А уж когда узнал, что хозяина дома спроваживают каждое утро… Здесь можно было бы предположить любовную интрижку, но в доме нет женщин. Дела в ломбарде идут ни шатко, ни валко – стало быть, там нечем поживиться. На какую же добычу нацелились преступники? Тут я вспомнил, что молодой помощник мистера Вилсона увлекается фотографией и часто запирается в погребе. Когда же, по описаниям, выяснилось, что это Джон Клей – один из самых хладнокровных преступников Лондона – все стало на свои места. Этот молодчик затеял подкоп! Но куда? Помните, я постучал перед ломбардом по мостовой? Таким образом, я хотел выяснить, куда ведет подкоп. Перед домом пустот не было, значит, остаются задворки. Мы вышли на улицу, я увидел вывеску банка, и головоломка была решена.
– Но зачем вы стучались в ломбард, Холмс?
– Когда спрашивал дорогу до Стрэнда?
– Да! Вы ведь могли спугнуть преступника.
– Нет, мой дорогой Ватсон. Я пару раз шел по следу Джона Клея, но мы не встречались. Он не знает меня, а я никогда не видел его лица. Да и в тот день смотрел не на лицо, а на брюки. Вы заметили, как грязны были его брюки? Грязны, протерты на коленях – этот негодяй копал землю, в том не было сомнения. Поэтому после концерта я направился в Скотланд-Ярд, к инспектору Джонсу, а он свел меня с директором банка. Дальнейшее вам известно.
– Но как вы узнали, что они предпримут попытку ограбления именно сегодня?
– Они распустили Союз рыжих. Это было признаком того, что их больше не заботит присутствие мистера Джэбеза Вилсона в доме. Другими словами, они завершили подкоп. Им было важно воспользоваться подземным ходом как можно скорее, иначе его могли обнаружить и перевезти золото в более надежное место. Суббота подошла бы им идеально. До понедельника в хранилище бы никто не зашел – зачем, ведь банк закрыт. А к понедельнику грабители уже успели бы уехать на континент и затеряться там навсегда.
– Восхищаюсь вашей логикой, Холмс, – воскликнул я. – Впрочем, как всегда. Вы построили прочную цепь рассуждений, в которой нет слабых звеньев.
– Это спасло меня от тоски, – ответил он, зевая. – Жаль, что ненадолго. Я уже чувствую, что она снова приближается. Вся жизнь тратится на то, чтобы вырваться из плена обыденности. Эти маленькие загадки помогают мне в этом.
– А вы помогаете людям! – воскликнул я.
Он пожал плечами.
– Ну, может быть, и от меня есть какая-то польза, – скромно заметил он. – Человек – ничто, дело – все! Кажется, так писал Гюстав Флобер Жорж Санд?
Холмс просидел в тишине много часов, склонившись над ретортой с химикатами, в которой он нагревал какую-то чудовищно-зловонную жидкость. Голова его была прижата к груди, и из кресла, в котором я читал газету, знаменитый сыщик казался нескладной птицей с тускло-серым оперением и черным хохолком на голове.
– Итак, Ватсон, – внезапно сказал он, – вы уже не хотите инвестировать в ценные бумаги Южной Африки?
Я вздрогнул от удивления. Несмотря на многолетнее общение с Холмсом, я все никак не привыкну к его любопытным способностям, и это внезапное вторжение в мои самые сокровенные мысли было необъяснимо.
– Откуда вы это знаете? – воскликнул я.
Он повернулся на стуле с дымящейся пробиркой в руке, и в глубоко посаженных глазах блеснули веселые искорки.
– А теперь, Ватсон, признайтесь, что вы совершенно опешили, – усмехнулся он.
– Совершенно.
– Я должен заставить вас подписать документ об этом.
– Что? Документ? Холмс, я никак не возьму в толк, что вы хотите сказать. И при чем тут какой-то документ?
– Потому что через пять минут вы скажете, что все это до абсурда просто, – снова усмехнулся мой приятель.
– Уверен, что ничего подобного не скажу, – пробурчал я, начиная обижаться.
– Видите ли, мой дорогой Ватсон, – он поставил пробирку в штатив и начал читать лекцию с видом профессора, обращающегося к нерадивым студентам, – на самом деле нетрудно построить цепочку выводов, каждый из которых необычайно прост сам по себе. Если после этого отбросить все центральные выводы и представить своей аудитории только отправную точку и заключение, можно произвести поразительный, хотя, возможно, и призрачный, эффект. Итак, слушайте. Осмотрев канавку между указательным и большим пальцами вашей левой руки, я убедился, что вы отказались от мысли вложить свой небольшой капитал в золотые прииски.
Читать дальше