Энтони Гилберт: Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти (сборник)

– А Лис каким боком ко всему этому причастен?

Крук посерьезнел и нахмурился.

– А вот это, Билл, гнусное дело, по-настоящему гнусное. Мне оно совершенно не нравится, даром что я и сам не святой, шкура дубленая, такая уж у адвокатов работа. Думаю, они с Фентоном решили, что позволить Гуверолицему расхаживать по городу и распускать повсюду свой длинный язык было бы небезопасно, вот Лис и встал на вахту. Интересно, что он почувствовал, увидев, что его клиент заходит в церковь?

– А Гуверолицый, – подхватил Билл, – наверное, почуял, что за ним следят. Иначе непонятно, зачем он как сумасшедший накинулся на Ферриса. Лис последовал за ним. Похоже, его-то мальчишка-певчий и заметил. И нашему другу сильно повезло, что у парня такое хорошее зрение. Его показания скоро окажутся очень и очень полезными. – Он встал с места. – Ладно, схожу в наш Виндзор-Хаус, попробую разузнать что-нибудь про эти ботинки. Это будет еще один шаг вперед. Славно, славно, отличная история. Осталось только доказать, что так оно все и было.

– Если тебе не хватает доказательств, – спокойно напомнил ему Крук, – их надо соорудить. Иначе зачем люди нанимают адвокатов?

Билл Парсонс отправился в Виндзор-Хаус, чтобы проверить версию пропажи ботинок Фентона, а Крук, обхватив голову руками, принялся обдумывать свое же высказывание насчет адвокатов. Уверенность в собственной правоте – это прекрасно, но ему в жизни не доказать ее в суде. Разумеется, можно предъявить изумруды, чтобы все знали: он нашел их. Но это мало чему поможет, ну если только убедит публику, что преступник на самом деле – Харви, иначе говоря, Гуверолицый. А связь между убитым и Лисом по-прежнему выглядит весьма сомнительной. Да, конечно, напомнил себе Крук, именно Лис похитил сына Ферриса, но этого недостаточно, чтобы освободить последнего от обвинения в убийстве. Если не удастся убедить присяжных, что ботинки принадлежат Фентону, то и причастность его ко всей этой истории доказать будет весьма затруднительно. Крук ненавидел подобного рода запутанные дела. Присяжные, говорил он, – добропорядочные тупоголовые обыватели, и чем доходчивее донести до них свою позицию, тем лучше.

– А мы только и знаем, что ходим вокруг до около, – протянул он, вставая и начиная ковылять по комнате, как медведь из детского стишка. – Главное сейчас – прихватить Фентона. А он вовсе не собирается совать голову в клетку со львом. Либо можно попробовать отыскать все же цирюльника, который брил Гуверолицего, а потом призвать свидетелей, готовых подтвердить, что он служил в конторе Фентона… – В голове его стрелой промелькнула некая мысль. – И еще найти кого-нибудь, кто мог бы подтвердить, что Фэр и Фентон одно и то же лицо, что Фентон превратился в сестру Жозефину и Феррис вовсе не вешает лапшу на уши, утверждая, что видел Фентона выходящим в тот вечер из мастерской Уркхарта… Бог ты мой, да в сравнении со всем этим пара убийств – просто детские игрушки.

Словно бы в ответ на его обращение к Всевышнему, зазвонил телефон. Крук поднял трубку и услышал мужской голос с сильным иностранным акцентом:

– Это Музей 191919? Меня зовут Беллини, я парикмахер, адрес Хэм-стрит, 13. Вы интересовались рыжеволосым мужчиной, который в понедельник, 13-го числа, брил бороду и усы. Так вот, я готов помочь…

– Да, да… Надеюсь… Нет? – Крук повесил трубку.

«Неужели сработает? – думал он, нахлобучивая на голову котелок. – Неужели это тот самый шанс, на который я рассчитывал? Кто утверждает, что жизнь – это не сплошное нарушение правил?» Задумчиво перебирая в кармане камешки – ибо, будучи по природе человеком самонадеянным, Крук считал, что у него они сохранятся лучше, чем в любом сейфе, – он начал спускаться по лестнице.

На улице ветер гнал пыль, и в ноздри бил запах бензина, странно перемешанный с ароматом гвоздик в ручной тележке, которую медленно толкал вдоль обочины какой-то мужчина. Они уже отцветали, и Крук был уверен, что, стоит приглядеться, и он увидит у основания каждого цветка тонкую резинку, не позволяющую лепесткам разлететься в разные стороны. Он посмотрел на часы: почти восемь. Оказывается, они с Биллом проговорили дольше, чем он думал, а может, после его ухода безмолвные минуты бежали с необычной скоростью.

Он сел в автобус и сошел невдалеке от Хэм-стрит, оказавшейся узким переулком, даже тупичком, южная оконечность которого упиралась в пустырь, бывший некогда частью территории кирпичного завода. Раньше время от времени отсюда тащили что кому не лень, так что сейчас, несмотря на предупреждение: «Мусор не сбрасывать», место в общем-то представляло собой настоящую свалку. Даже воздух здесь казался более душным и влажным, чем на залитой огнями магистрали, по которой взад-вперед сновали машины; дома жалкие, убогие, с узкими окнами и плоскими железными крышами с загнутыми внизу краями. Что-то нездоровое и угнетающее было во всей здешней атмосфере.