Энтони Горовиц - Совы охотятся ночью

Ужинала я без аппетита. Слова Лизы меня задели, и я задавала себе вопрос, справедлив ли ее упрек. Я не отправляла Алана Конвея в «Бранлоу-Холл», но, без сомнения, в конечном счете получила выгоду от его поступка. Вольно или не вольно, я была отчасти виновата.

После кофе Лоуренс провел меня через кухню, и я обратила внимание на служебную лестницу и лифт, ведущие на верхний этаж. Мы вышли с задней стороны отеля, и, бросив взгляд через двор, я заметила подъездную дорожку к Бранлоу-коттеджу. В нескольких его окнах горел свет. Возле дома по-прежнему стоял черный «рейнджровер».

– Для Эйдена это сущий ад, – вздохнул Лоуренс. – Едва сообщив в полицию об исчезновении Сесили, он сразу стал главным подозреваемым. В подобных делах с мужьями всегда так. Но я и мысли не допускаю, что он мог желать вреда моей дочери. Я видел их вместе. И знаю, что они значат друг для друга.

– У них только один ребенок? – спросила я.

– Да. Меня это немного печалит. Но роды были трудные, и я думаю, Сесили просто не хотела снова пройти через это. И к тому же у нее было столько хлопот с отелем.

– Вы сказали, что Роксане семь. – Я сложила цифры в уме. – Когда у нее день рождения?

Лоуренс понял, к чему я клоню.

– Сесили уже ждала ребенка, когда выходила замуж. Но причина брака не в этом. Современные молодые люди не придают особого значения формальностям… Не то что мы. Эйден обожает дочь. Сейчас Роксана – единственное, что помогает ему сохранить здравый рассудок.

– Как вы считаете, он не откажется поговорить со мной?

Меня это несколько смущало. Я приехала сюда, чтобы прочитать книгу, которая может быть, а может и не быть связана с убийством, произошедшим тут восемь лет назад. Но это одно дело. А вот расспрашивать безутешного мужа про исчезнувшую жену – совсем другое.

– Уверен, Эйден будет рад пообщаться с вами. Могу у него спросить, если хотите.

– Да, будьте так добры. Спасибо.

Беседуя, мы шли мимо плавательного бассейна, разместившегося в огромных размеров оранжерее, созданной по образу и подобию Брайтонского павильона. Она находилась рядом со зданием, бывшим уменьшенной копией главного дома. Некогда то был амбар, перестроенный теперь в оздоровительный корпус. Корпус как раз закрывался на ночь, и из боковой двери вышел симпатичный юноша в спортивном костюме и со спортивной сумкой. Заметив нас, он помахал рукой.

– Это Маркус, – сообщил Лоуренс. – Он заведует спа. Но пришел к нам всего пару лет назад.

– А кто работал тут в то время, когда убили Фрэнка Пэрриса?

– Один австралиец. Его звали Лайонел Корби. Но он вскоре уволился. Мы понесли гораздо меньшие потери в персонале, чем вы могли бы себе представить.

– Вам известно, где он сейчас?

– Наверное, вернулся в Австралию. Я найду его последний телефонный номер, если это поможет.

Значит, тот человек приехал из Австралии. Как и Фрэнк Пэррис. Обнаружилась какая-никакая связь.

– Да. Это может пригодиться, – кивнула я.

Мы дошли до конюшни, переоборудованной под жилой корпус для персонала. Здесь размещались пять маленьких квартир-студий, каждая с отдельной дверью и единственным окном, выходящим на отель. Главное служебное помещение находилось в дальнем конце.

Лоуренс указал на него:

– Вон там Штефан хранил инструменты, включая молоток, которым было совершено убийство.

– Можно взглянуть?

Я и сама не знала, что рассчитывала найти в комнате. Бетонный пол и полки, заставленные картонными коробками, банками с краской, разными химикатами… Я отметила, что замка на двери нет.

– Защита сильно напирала на это обстоятельство во время суда, – согласился Лоуренс. – Да, любой мог взять молоток. Проблема заключалась в том, что это было единственное свидетельство в пользу Штефана, и под тяжестью остальных улик оно оказалось почти невесомым.

Мы подошли к соседней двери. Тут, в квартире номер пять, прежде жил Штефан. Лоуренс постучал и, не дождавшись ответа, достал плоский ключ и вставил его в замок.

– С Ларсом я уже переговорил, – пояснил Трехерн. – Он, видимо, в пабе с Ингой. Они приехали в этом году.

Мне вспомнилась деловитая девушка за стойкой администратора.

– Они скандинавы? – спросила я.

– Да, датчане. Наняты через агентство. – Мой собеседник вздохнул. – В программе по реабилитации юных преступников мы больше не участвуем.

Мы вошли в комнату, которую стоило назвать каморкой, с единственной кроватью у двери, столом, шкафом и комодом. Вторая дверь вела в угловой санузел с унитазом, раковиной и душем. Я предположила, что все пять квартир в точности такие же. Ларс содержал свою в пугающей чистоте. Постель выглядела так, словно на ней никогда не спали, а полотенца в ванной были развешаны идеально ровно. Если не считать пары книг на столе, никакие личные вещи в поле зрения не попадали.