Ей не следовало беспокоиться, станет ли пользоваться успехом ее сарафан. Многие мужчины проявляли намерение прервать начатый разговор и составить ей компанию. Один из них, примечательный своей бесконечной ироничностью молодой историк, вполне бы мог занять ее на весь вечер. Вызвать интерес у одного приятного мужчины и проигнорировать всех остальных – на что большее можно надеяться на такой вечеринке? Ей вовсе не была присуща общительность, и, прожив последние шесть лет в отрыве от своего поколения, она робела сейчас в этом шуме, чувствуя, что ей неведомы безжалостные законы, по которым строится жизнь этого племени. Кроме того, она крепко-накрепко наказала себе, что не станет развлекаться за счет сэра Рональда. Никто из тех, в чьем обществе она могла провести этот вечер, не знал Марка Келлендера и не проявлял к нему, живому или мертвому, ни малейшего интереса. Чего ради проводить вечер с людьми, у которых нельзя разжиться информацией? Как только возникала опасность, что болтовня грозит перерасти в знакомство, она шептала слова извинения и отлучалась в ванную или в тень сада, где на траве сидели стайки гостей, передающие по цепочке сигаретки с марихуаной – Корделии был знаком этот ни с чем не сравнимый запах. Здесь никто не порывался вступить с ней в разговор, и она могла прогуливаться в одиночестве, набираясь храбрости для очередного набега, очередных нарочито беспечных вопросов и заранее известных ответов.
– Марк Келлендер? Сожалею – мы никогда не встречались. Это не он решил отведать простой жизни, а кончил тем, что повесился?
Один раз убежищем ей послужила комната мадемуазель де Конже, но ненадолго – она обнаружила, что неподвижная фигура бесцеремонно перемещена на груду подушек на ковре, а кровать используется совсем в иных целях.
Ей не терпелось увидеть Эдварда Хорсфолла, и она беспокоилась, появится ли он вообще. А если и появится, то вспомнит ли Хьюго, что обещал познакомить их? В жестикулирующей толпе, которая уже не умещалась в гостиной и выползла на лестницу и в холл, она теперь не видела ни одного из Тиллингов. Когда у нее появилось опасение, что вечер может пройти напрасно, она почувствовала прикосновение Хьюго.
– Познакомьтесь с Эдвардом Хорсфоллом. Эдвард, это Корделия Грей; она хотела побеседовать о Марке Келлендере.
Эдвард Хорсфолл удивил ее. Она ожидала увидеть престарелого университетского мэтра, немного рассеянного от груза знаний, доброжелательного и непредубежденного наставника. Хорсфоллу же вряд ли было больше тридцати пяти лет. Высокий, худощавый, с длинными, падающими на одну сторону волосами, он напоминал корку от дыни. Сходство усиливала желтая рубашка.
Если Корделия и питала втайне стыдливую надежду, что он немедленно проникнется к ней интересом и посвятит ей все свое время, то таковая моментально рассеялась. Его глаза беспокойно метались по комнате, то и дело возвращаясь к двери. Она заподозрила, что он преднамеренно держится особняком, чтобы оказаться свободным в тот момент, когда появится некто, кого он с таким нетерпением поджидает. Его суетливость сразу бросалась в глаза.
– Вы вовсе не должны оставаться возле меня весь вечер, мне просто хотелось кое-что узнать.
Голос напомнил ему о присутствии Корделии, и он сделал попытку сохранить любезность:
– Мне вряд ли пришлось бы раскаиваться, если бы я избрал вас. Простите меня. Что же вам хотелось узнать?
– Все, что вы можете рассказать о Марке. Вы преподавали ему историю, не так ли? Он был хорошим учеником?
Это не самый важный для нее вопрос, однако, наверное, любой преподаватель с радостью начнет именно с него, решила она.
– Учить его было более благодарным делом, чем некоторых других студентов, с которыми мне приходится сталкиваться. Не знаю, почему он избрал историю. Он вполне преуспел бы в какой-нибудь из естественных наук. Его очень занимали физические явления. Но он занялся историей.
– Вы не считаете, что он поступил так, решив досадить отцу?
– Сэру Рональду? – Он потянулся к бутылке. – Вам что-нибудь налить? Что хорошо на вечерах у Изабелль де Ластери, так это выпивка – потому, наверное, что ее заказывает Хьюго. И здесь, к счастью, отсутствует пиво.
– Так, значит, сам Хьюго не пьет пива?
– Утверждает, что нет. О чем мы говорили? Ах да, досадить сэру Рональду! Марк сказал, будто выбрал историю потому, что понять настоящее невозможно, не поняв прошлое. Надоевшее клише, которое вечно повторяют на собеседованиях, но он вполне мог говорить искренне. На самом деле, конечно, все обстоит наоборот: мы интерпретируем прошлое, основываясь на знании настоящего.
Читать дальше