Глэдис Митчелл - Убийства в поместье Лонгер. Когда я в последний раз умирала

– Придется отрезать его от предмета, который использовали, чтобы утяжелить тело, – объяснил девушкам Тимон Энтони. – Может, вам обеим лучше уйти отсюда? Вряд ли вы захотите увидеть то, что появится на поверхности. Это не будет так уж красиво.

Прежде чем Селия или Присцилла ответили – прежде чем они смогли до конца осознать мрачную подоплеку слов Тимона, – сержант неожиданно предположил, что все участники «домашней вечеринки», кроме самого Энтони, должны отправиться по своим делам. Он сопроводил эту краткую просьбу некими смутными ремарками насчет песен, танцев и кукольного шоу.

Энтони он удержал при себе. Во-первых, как представителя миссис Паддикет, собственницы дома, и, во-вторых, как человека, способного идентифицировать тело, если оно действительно принадлежало Хобсону.

Маленькая толпа рассосалась, и как раз вовремя, чтобы перехватить кресло тетушки Паддикет, которое на сей раз толкала Амарис Кауз. Они убедили старую леди, во многом против ее воли, вернуться в дом.

– Но это Хобсон? – желала знать она.

Это, несомненно, был Хобсон – и констебль Коппл, и Тимон Энтони опознали тело без колебаний.

– Понятно, как он погиб, – проговорил сержант, когда два пловца, замерзшие и уставшие, отправились переодеваться. – Переверни его, Уиллис.

Констебли Уайт и Уиллис наклонились и перевернули сырой, уродливый и жалкий предмет лицом вниз. На вершине его черепа виднелась вмятина, оставленная сильным ударом.

– Чего я не могу понять… – начал сержант, хмурясь, а затем остановился и взглянул на Тимона Энтони.

– Разве я не ухожу? – произнес молодой человек. – Все, ухожу. Что-нибудь передать тете?

– Вы можете сообщить ей правду, если вам будет угодно, – отозвался сержант, понимая, что очевидное легкомыслие реплик Энтони было порождено озорством, а вовсе не бесчувственностью. – Только полегче, сэр. Она в приличном возрасте, не забывайте. Повезло, что это не кто-либо из семьи. И все же ничего хорошего, когда прямо у тебя под носом совершилось убийство. – Он посмотрел вниз, на тело. – Этот тип был тем, без кого легко обойтись. Коппл, вы посылали мне сообщение и, возможно, объясните вдове, что произошло. Наверняка она будет рада избавиться от неопределенности.

– Она будет рада избавиться не только от этого, – с пророческой мрачностью изрек сельский полисмен.

Сержант еще раз осмотрел труп.

– Ну а мне надо выяснить, как тебе раздробили тыкву, мистер, – пробормотал он себе под нос, – поскольку, не имея опыта дел об убийствах, не понимаю, каким инструментом можно превратить в такую вот кашу голову человека, чтобы мне лопнуть! Однако послушаем, что скажет медик.

Миссис Хобсон приняла новость о смерти мужа без видимого волнения. Худощавая, измученная, несчастная на вид женщина молча выслушала все скандальные подробности в изложении констебля Коппла, только заметив в конце устало:

– Ну, мистер Коппл, вы лучше всех знаете, как он обращался со мной. Какой смысл притворяться, будто мне его жаль? Нет, мне не жаль. Я рада.

Констебль с пониманием покачал головой, собрался уходить, но в последний момент обернулся, вращая шлем в больших красных ладонях.

– Смотри, Джени, – произнес он, – не пойми неправильно то, что я сейчас тебе скажу. Только я бы не стал особо тут расхаживать и сообщать всем подряд, что ты рада тому, что Джекоба больше нет. Думай о том, что будешь говорить, когда инспектор и сержант из Макит-Лонгер придут сюда расспрашивать. А я уже видел их на улице только что.

Едва констебль удалился, озвучив это дружеское предупреждение, как инспектор и сержант постучали в дверь. Миссис Хобсон позволила им войти, отряхнула от пыли два стула и встала робко перед ними – огрубевшие от работы руки сложены на фартуке, – ожидая, пока полицейские разместятся с комфортом.

– Садитесь, пожалуйста, миссис Хобсон, – сказал инспектор. – Дело неприятное, и мы пройдем через эту его часть так скоро, как только сможем. Вы должны отвечать на мои вопросы быстро, но думайте, что говорите.

После этой прелюдии он изложил все, что она и так уже знала, по поводу событий, приведших к убийству ее мужа. Затем инспектор зачитал ей то, что она утверждала ранее.

– Итак, миссис Хобсон, вы знаете кого-либо, кто точил зуб на вашего мужа?

Но она не вспомнила никого.

– Полагаю, я единственная, сэр, – спокойно сообщила она. – Джекоб был веселым парнем, который всегда громко смеется, когда он с приятелями. Деньгами распоряжался свободно. Я никогда особенно их не видела. Пятница была для него вроде как королевским днем в пабе. Ему платили по пятницам, ну вы знаете.