Елена Кралькина - Немчиновы. Часть 3. Беспокойная зима

Вадим довольно часто приезжает к нам на кружок с небольшой лекцией об архитектуре. Мы с ребятами хотим поставить «Ромео и Джульетту», отдельные сцены, конечно. Вадим привез нам фотографии Вероны и немножко рассказал о городе и его архитектуре. Кроме фотографий Вадим привез еще наброски декораций к спектаклю. Ребята пришли в восторг – все, как в настоящем театре. Потом мы начали по ролям читать пьесу. Я видел, что фифа морщит нос. Наконец она не выдержала. Надо сказать, что поступила она тактично, ругать нас не стала. Просто взяла и прочитала отрывок так, что все замерли. Когда фифа закончила, ребята начали аплодировать, а мы с Вадимом и Валей их поддержали. Что значит талант! Филологиня доходчиво объяснила нам, что Шекспир хотел сказать нам в этой части пьесы. Ребята пригласили фифу заглядывать к нам на огонек, уж очень им хочется поразить всех спектаклем.

Наконец мы поехали домой. Валя как увидела, в каком пальтишке и на каких каблуках приехала фифа, так прямо в обморок упала. Разве можно у нас в таком виде выжить? Наташа засмущалась и объяснила, что не успела собраться перед отъездом, ей вещи должен привезти папа в следующие выходные. Оказалась, что машину она вела просто в домашних тапочках, так как переодеть сапоги на шпильках на нормальную обувь у нее времени перед отъездом не осталось. Все это было очень странно. Почему фифе надо было уезжать так срочно? Один-два дня ничего не решают. Спрашивать было неудобно, но очень любопытно. Какая-то эта Наташа вся странная и испуганная, что ли. Немножко оттаяла только, когда Валюшку увидела. У Валюшки глаз алмаз. Она сразу поняла, что с фифой что-то не то, но в душу лезть не стала. Просто улыбнулась, сказала что-то там чисто женское, и вроде контакт наметился. Валя подтвердила мои опасения: она потрогала фифе лоб и вынесла вердикт – тридцать восемь и пять, никак не меньше. Мы засобирались домой. Микру оставили на охраняемой стоянке у музея, перегрузили Наташины вещи в мою машину и повезли ее домой. Я по дороге позвонил домой и обрисовал ситуацию. Позвонил я и матери, все-таки она врач, пусть осмотрит фифу, как -никак она гостья.

Господи, как неудобно. Надо было просто уехать из Москвы и остановиться в каком-нибудь захолустье в гостинице и там в одиночестве зализывать раны. Это все папа, это он настоял, чтобы я ехала в Сосновск. Теперь я повисла камнем на шее у этих милых людей. Как неудобно, у них свои дела, а они вынуждены возиться со мной.

Я сбежала из Москвы, потому что мне было страшно, безумно страшно. Некогда было собираться, некогда одеваться в подходящую одежду, да и одежды-то по сути не было. Все осталось в квартире, где когда-то, в другой жизни, я жила с мужем. Мне казалось, сначала я все-таки любила его… или нет, я никогда не любила своего мужа. Вышла замуж, потому что этого хотела моя мать. Папа, как всегда, молчал, но явно не одобрял мой брак. Поначалу было все ничего, а потом муж превратился в животное. Позавчера он избил меня, схватил нож и довольно глубоко порезал мне руку. Как я только сумела убежать? До сих пор мне кажется, что Владислав гонится за мной. Как стыдно, у меня все тело в синяках, шею я замотала шарфом, но дома-то придется его размотать. Стыдно, очень стыдно. Очень стыдно, что я нагрубила Юрию Пантелеевичу, когда он предложил мне помочь с машиной. Какой он замечательный, как здорово работает с детьми. Но маме он бы точно не понравился – нет лоска и по-французски, наверное, не говорит. В юности мне очень хотелось быть учительницей, но мама не разрешила. Почему я послушалась? Почему я все время делаю то, что она скажет? Я должна изменить свою жизнь. Мама сейчас в Париже и до Нового года не вернется. Папа обещал, что ничего ей не расскажет. У меня есть время все обдумать и решить, как жить дальше.

Я и не заметила, как мы подъехали к старинной усадьбе, оказавшейся жилым домом. Когда мы вошли, нас встретил седовласый господин, отрекомендовавшийся Виталием Петровичем Немчиновым, и двое карапузов, которые одновременно закричали:

– Ма, па! Мы в углу стоим, нас дедушка поставил, мы дрались, но мы больше не будем.

– Дедушка вас наказал, вот и просите у него прощения. – Валя оказалась строгой мамой. Дети умоляюще посмотрели на деда.

– Еще семь минут осталось, стойте, сколько раз уже давали слово не драться.

– Все из-за тебя! – одновременно сказали карапузы и стукнули друг друга.

– Сейчас папа еще добавит, – Вадим Витальевич постарался сделать голос строгим. Карапузы мгновенно исчезли. Правда, не успели мы раздеться, как раздался крик: