Лидия Орешкина - Закрывая дверь в прошлое… [litres самиздат]

Паша, увидев, фамилию коллеги был удивлён: – Да, я знаю его, очень сильный адвокат, хорошо, я обязательно с ним свяжусь, сейчас все методы пригодятся. Я рассказала, по какой статье задержана Авдеева, и о второй сокамернице:

– Она по 105 статье, но вроде адекватная женщина, так что, за меня не волнуйтесь.

Паша протянул мне сумку: – Возьми, здесь продукты и ещё кое-что из вещей, девчонки собрали.

– Паш, как они там?

– Не волнуйся, они там вместе, Татьяна столько вкусностей на нервной почве наготовила, что можно полк накормить. Они по-прежнему у тебя, кстати вот телефон, спрячь, чтобы не отобрали, на непредвиденный случай. Сейчас можешь позвонить Герману с моего телефона, он ждёт, только быстренько.

Я взяла телефон и поняла, что очень волнуюсь, а когда услышала голос Германа, чуть не разревелась, как ребёнок. Но быстро взяла себя в руки, нельзя показывать, что мне страшно, им нужно знать, что я сильная, что у меня всё нормально:

– Алина, дорогая как ты?

– Не волнуйтесь, у меня всё нормально.

– Слушай внимательно, всё будет хорошо, нам осталось найти только этого ублюдка, Горюнова и он никуда от нас не денется. Ты только держись, дорогая, я люблю тебя, всё, целую. Да, мы познакомились с Костей – хороший парень!

Разговор получился односторонним. Но Герман, первый раз сказал мне, о любви! Я не ожидала, мы как-то совсем не касались этой темы, надо было попасть в тюрьму, чтобы услышать признание в любви, всё-таки интересная штука – жизнь!

– Паша, можно здесь курить? Я взяла сигарету, скажи, а как там Рожкова?

– С ней Дима поговорил, она осознала конечно, что натворила, но в любом случае, и срок получит и по профессии ей теперь не работать. Всё, я побежал, будем надеяться, что завтра всё закончится.

Меня привели в камеру. Ирина Семёновна увидела у меня в руках сумку:

– Что сегодня я, так понимаю тюремная баланда отменяется? Будем нормальную еду есть?

– Да, девчонки мои что-там передали, меня ведь рано утром забрали, я даже не успела ничего сообразить.

– Ничего, Алина, будем надеяться, что всё закончится хорошо. Завтра мой муж принесёт передачу, он через день приходит, на нём сейчас и дети, и бизнес, пришлось подмазать кое-кого, везде деньги нужны, хоть и говорят не в деньгах счастье, а без них никуда. Правда Маша? – обратилась она к сокамернице.

– Да, Семёновна. Ко мне вот никто не придёт – одна я, в этом мире, ни детей, ни плетей. Домик в деревне остался, но теперь посадят меня и тот пропадёт, местные алкаши всё растащат, соседка обещала присмотреть, но меня тут держать-то долго не будут, отправят на зону лет на 7. У меня всё понятно, я сама пришлась в полицию и призналась, что убила мужа, так что скоро по этапу.

Загремела открывающееся дверь – принесли ужин.

– Можете не наливать. Мы сегодня от бесплатного питания отказываемся – сказала Авдеева.

– Приступа, а Вы тоже не будите? – спросили тётю Машу.

– И она тоже не будет. Авдеева уже раскладывала продукты: – Ну у тебя здесь и вкусности! Молодцы твои девчонки!

– Да, они у меня и правда молодцы, адвокат сказал, что они на нервной почве, столько всего наготовили!

Я внимательно смотрела на тётю Машу, да, возраст трудно определить, руки, как у всех сельских жителей огрубевшие от работы, волосы седые, было понятно, что даже в молодости она не была красавицей, единственно, что обращало на себя внимание – это её глаза. Даже сейчас, потухшие, с возрастом, но всё равно необычного ярко зелёного цвета.

– Фамилия у Вас редкая «Приступа», не часто встречается, а Вы сами откуда будите?

– Да фамилию я, ирода взяла, моя девичья – Павлова. Я ведь, как в деревнях говорят – вековуха. Красотой- то меня Бог обидел, как-то не сложилось по молодости, потом мамка стала инвалидом, за ней надо было ухаживать, какому мужику такая обуза нужна? Да в деревне и мужиков-то не было, три калеки с половиной, сейчас там одни старики остались, век свой доживать. Потом мамка померла, мне уже 45 годков было.

– Извините, а сейчас сколько Вам лет? – спросила я.

– Да уж скоро 59 будет, а выгляжу на все 70 с лишком, знаю, знаю, что так, но жизнь в деревне тяжёлая, что посеешь, то и пожнёшь, хозяйство держала – корову, поросят, курей, кроликов и всё в одни руки. Огород сажала. Много на продажу в район возила, пенсия-то маленькая, даже в деревне не проживёшь, за дрова надо заплатить, вспахать огород, тоже деньги давай – вот и приходилось кое-что с огорода да кроликов продавать в городе. Одной тяжело, да и годы своё берут, а тут этот ирод в деревню прибился, одного со мной возраста, здоровый на вид мужик, у нас в деревне дружок его жил. Он не скрывал, что сидел в тюрьме, правда никогда ни уточнял за что, его посадили. Начал ко мне захаживать: то забор подправит, то дрова поколет. Печку помог переложить, и выпивал в меру, вы, женщины, должны меня понять – захотелось мне замужем побыть, узнать, как это утром не одной просыпаться, чтоб мужские вещи дома были, чтоб папиросами пахло.