Эрл Гарднер - Перри Мейсон - Дело об одноглазой свидетельнице. Дело о сбежавшем трупе

— Когда вы в первый раз увидели обвиняемую, ее лицо скрывала густая вуаль? — спросил Мейсон.

— Да, сэр.

— Из-за этой вуали вы не смогли рассмотреть черты ее лица?

— Не смогла. Но именно для этого она и надела вуаль.

— Но когда она вышла из дамской комнаты на вокзале в Бейкерсфилде, вуали уже не было?

— Все верно.

— И именно тогда вы впервые увидели лицо обвиняемой?

— Да, сэр.

— Тогда откуда вам известно, что именно она была под вуалью? Что она зашла в дамскую комнату?

— Ну… наверное, я это определила по ее одежде.

— Вы можете описать ее одежду?

— Детально нет. Я… я просто знаю, что это была та же самая женщина. Знаю, и все.

— Вы не знаете, сколько женщин в то время находилось в дамской комнате?

— Н-нет.

— Вы просто видели, что туда зашла какая-то женщина, лицо которой было скрыто под вуалью, а потом вы видели, как оттуда вышла обвиняемая, и почему-то пришли к выводу, что это одна и та же женщина. Так?

— Ну, я знаю, что это одна и та же женщина.

— Откуда?

— Ну, я ее узнала.

— Как?

— По одежде.

— Как она была одета?

— Сегодня я уже не могу вам точно сказать, как она была одета, времени много прошло. Я помню только приблизительно. Я могу вам точно сказать, что было надето на мне, и я помню, что она была одета похоже. Мы об этом говорили, когда…

— Я помню, — сказал Мейсон. — Вы об этом рассказывали, когда вас допрашивал окружной прокурор. Но можете ли вы точно описать, как была одета обвиняемая?

— Я помню, что она была одета в той же цветовой гамме, что и я, и мы об этом с ней говорили. Я знаю, как была одета я и…

— Сейчас я спрашиваю вас о том, помните ли вы точно , как была одета обвиняемая, — повторил Мейсон.

— А если я это опишу, вы начнете меня спрашивать, как была одета женщина, которая сидела на сиденье передо мной, и как была одета женщина, которая сидела позади меня, а когда я не смогу вам ответить, вы выставите меня здесь полной дурой.

Зал грохнул от смеха. Судья постучал молоточком, требуя тишины, но при этом широко улыбался. Потом он повернулся к Мейсону и сказал:

— Продолжайте.

— Значит, вы не можете вспомнить, как была одета обвиняемая?

— Я помню только, что мы говорили о нашей одежде — о том, что она в одной цветовой гамме. Если вы хотите знать, как я была одета…

— Не хочу, — сказал Мейсон. — Я просто пытаюсь проверить, насколько хорошо вы все помните, и выяснить, помните ли вы, во что была одета обвиняемая.

— Я не могу вам это описать.

— Тогда почему же вы так уверены в том, что именно обвиняемая входила в дамскую комнату, скрывая лицо под густой вуалью?

— Разумно предположить, что это была она. Кто же еще? Она вышла и… Я не помню точно, во что она была одета, но я знаю, что женщина, которая вышла из дамской комнаты без вуали, — это та же самая женщина, которая вошла, скрывая лицо под вуалью. Я клянусь в этом.

— А если вы ошиблись и на вас в то время не было очков, вы могли бы точно ее опознать? — спросил Мейсон.

— Я была в очках.

— А если бы не было, вы не смогли бы точно опознать человека?

— Нет.

— Спасибо. У меня все, — объявил Мейсон.

— Это была наша последняя свидетельница, — встал со своего места Гамильтон Бергер. — Сторона обвинения на этом завершает представление дела.

Это заявление окружного прокурора явно озадачило судью Кейта и большинство сотрудников суда, которые пришли в зал, чтобы послушать, как Мейсон проводит перекрестный допрос миссис Мейнард.

— Суд объявляет десятиминутный перерыв, после этого начнется допрос свидетелей защиты, — постановил судья Кейт.

— Боже мой, Перри, что себе позволяет Бергер? Что за представление дела об убийстве? Я бы сказал, что он сделал это очень поверхностно и отрывочно, — заметил Пол Дрейк тихим голосом во время перерыва.

— Нет, Пол, он очень ловко и умело ведет дело, — не согласился с детективом Мейсон. — Здесь было представлено уже достаточно для обвинения моей клиентки в убийстве, причем умышленном, если защита ничего не предпримет. А выбор у нас совсем небольшой — вызвать или не вызывать миссис Фарго для дачи показаний.

— И оба варианта не обещают ничего хорошего? — уточнил Дрейк.

— Оба ужасны, — сказал Мейсон. — Если мы не позволим ей давать показания, то судья отправит ее в тюрьму. Если мы отправим ее в место для дачи показаний, а она попытается подтвердить свое алиби, ей конец. Она сама себя утопит. Ее единственный шанс — это рассказать то, что, по моему мнению, случилось на самом деле. А она по какой-то причине не хочет это рассказывать.