Агата Кристи - Чисто летнее преступление

Юноша легко понял намек.

– Благодарю, лорд Мэйфилд, я пойду.

Мистер Карлайл пробормотал:

– Если вы позволите, лорд Мэйфилд… мне надо составить один меморандум и еще кое-какие дела есть…

Тот кивнул. Оба молодых человека покинули комнату. Слуги удалились чуть раньше. Министр вооружений и глава авиации остались наедине.

Через пару минут Кэррингтон заговорил:

– Ну? Все в порядке?

– В полном! Ничего подобного новому бомбардировщику нет ни в одном государстве Европы.

– Мы всем утерли нос, а? Вот что я думаю!

– Это превосходство в воздухе, – решительно сказал лорд Мэйфилд.

Сэр Джордж Кэррингтон глубоко вздохнул.

– Очень вовремя! Видишь ли, Чарльз, мы сейчас в непростой ситуации. Вся Европа как на пороховой бочке. А мы не готовы, черт побери! У нас были неразрешимые проблемы. И мы еще не выбрались из них, как бы ни торопились со строительством самолета.

– Тем не менее, Джордж, – пробормотал Мэйфилд, – есть определенное преимущество в том, чтобы начать поздно. Большинство европейских вооружений уже устарели – и государства стоят на грани банкротства.

– Я не верю, что это на что-нибудь повлияет, – мрачно ответил сэр Джордж. – То и дело слышишь – та страна на грани банкротства, эта страна… но они продолжают функционировать! Ты сам знаешь, что финансы для меня – полная загадка.

Лорд Мэйфилд еле заметно подмигнул. Сэр Джордж Кэррингтон всегда был старомодным «грубым и честным морским волком». Поговаривали, что он нарочно играет эту роль.

Сменив тему разговора, Кэррингтон сказал с чуть преувеличенной небрежностью:

– Эта миссис Вандерлин – симпатичная женщина, правда?

– Тебе интересно, что она тут делает? – спросил лорд Мэйфилд; в глазах его плескался добрый смех.

Кэррингтон выглядел немного смущенным.

– Нет, вовсе нет!

– Да ладно тебе! Не лицемерь, старина Джордж. Ты просто встревожен и хочешь выяснить, не стал ли я ее последней жертвой.

– Я согласен – мне несколько странно, что она здесь, – медленно заговорил Кэррингтон, – особенно в этот уик-энд.

Лорд Мэйфилд кивнул:

– Где падаль, там и стервятники. Падаль у нас тут определенно есть, а миссис Вандерлин – стервятник номер один.

– Ты что-нибудь знаешь об этой Вандерлин? – резко спросил маршал авиации.

Лорд Мэйфилд срезал кончик сигары, тщательно раскурил ее и, запрокинув голову, заговорил, тщательно обдумывая слова:

– Что я знаю об этой миссис Вандерлин? Я знаю, что по паспорту она американка. Знаю, что она трижды была замужем: первый раз – за итальянцем, второй – за немцем, третий – за русским, и в результате обзавелась тем, что я называю «контактами» в этих трех странах. Я знаю, что она одевается очень дорого и живет в роскоши, а источник ее дохода, позволяющего ей так жить, остается несколько смутным.

Сэр Джордж Кэррингтон усмехнулся и пробормотал:

– Вижу, твои шпионы без дела не сидели, Чарльз.

– Я знаю, – продолжал лорд Мэйфилд, – что миссис Вандерлин вдобавок обладает соблазнительным типом красоты и очень хорошо умеет слушать, а также проявляет живой интерес к тому, что мы называем «цехом». То есть мужчина может рассказывать ей о своей работе и ощущать, что эта леди его внимательно и с интересом слушает! Молодые офицеры заходили слишком далеко в своем стремлении быть интересными, что потом дурно сказывалось на их карьерах. Они рассказывали миссис Вандерлин чуть больше, чем следовало бы. Почти все друзья этой леди служат в вооруженных силах – но прошлой зимой она была на охоте в одном графстве близ одной из наших крупнейших военных фирм и завела знакомства не вполне развлекательного характера. Короче говоря, миссис Вандерлин просто находка для… – он очертил в воздухе круг сигарой. – Давай лучше не будем говорить для кого! Скажем так – для одного европейского правительства. И, возможно, не одного.

Кэррингтон глубоко вздохнул.

– Ты снял камень с моей души, Чарльз.

– Ты думал, я попался на песенки этой сирены? Мой дорогой Джордж! Миссис Вандерлин немного откровенна в своих методах для такого прожженного стреляного воробья, как я. Кроме того, она уже не первой свежести, как говорится. Ваши молодые командиры эскадрилий, может, этого и не замечают. Но мне пятьдесят шесть лет, мальчик мой. Еще четыре года – и я, наверное, стану мерзким старикашкой, постоянно пугающим общество упрямых дебютанток.

– Я был дураком, – извиняющимся тоном сказал Кэррингтон, – но мне показалось немного странным…