Агата Кристи - Чисто летнее преступление

– Вы знаете, где он прячется?!

– Конечно! Это совершенно гениально.

– Ради господа бога, скажите же нам!

Пуаро аккуратно собрал все осколки яичной скорлупы со своей тарелки, положил их в подставку для яиц и поставил пустую скорлупу сверху. Закончив эту маленькую операцию, он улыбнулся, довольный порядком на столе, а потом радостно посмотрел на нас обоих.

– Послушайте, друзья мои, вы же умные люди. Задайте себе тот же вопрос, который я задал себе: «Если б я был на его месте, где бы я спрятался?» Как вы думаете, Гастингс?

– Ну, – протянул я, – не думаю, чтобы я решился уехать из города. Я бы остался здесь – ездил бы на метро и автобусах, – и десять к одному, что меня никто не узнал бы. Толпа предоставляет определенную безопасность.

Пуаро перевел вопросительный взгляд на Джеппа.

– Не согласен. Немедленно уехать как можно дальше – вот мой единственный шанс. У меня ведь была масса времени, чтобы все заранее подготовить. Меня бы ждала яхта под парами, и я бы немедленно отплыл в какой-нибудь богом забытый уголок земли еще до того, как поднялась бы вся эта суматоха.

Теперь мы оба смотрели на Пуаро.

– А вы что скажете, мусье ?

Какое-то время он молчал, а потом на лице его появилась очень необычная улыбка.

– Друзья мои, если б я прятался от полиции, то знаете, куда бы я направился? В тюрьму!

– Что-о-о ?

– Вы ищете мистера Дэвенхейма, чтобы посадить его в тюрьму, поэтому вам никогда не придет в голову проверить, не там ли он уже!

– Что вы имеете в виду?

– Вы, кажется, говорили, что мадам Дэвенхейм не блещет умом? Однако даже она, если вы отвезете ее на Боу-стрит и познакомите с человеком по имени Билли Келлет, узнает его! Несмотря на то, что он обрил бороду, усы и эти клочковатые брови, а также коротко подстригся. Жена почти всегда узнает своего мужа, хотя весь остальной мир он, возможно, и обманет.

– Билли Келлет? Но его хорошо знают в полиции!

– А я разве не говорил вам, что Дэвенхейм умница? Свое алиби он стал готовить заранее. Прошлой осенью он был совсем не в Буэнос-Айресе – он создавал личность Билли Келлета, просидев три месяца за решеткой, так чтобы у полиции в нужное время не возникло никаких сомнений. Не забывайте, что для него на кону находится приличное состояние, не говоря уже о личной свободе. Поэтому ко всем приготовлениям стоило подойти со всей серьезностью. Однако…

– Я слушаю вас!

– Eh bien, после тюрьмы ему пришлось носить фальшивую бороду и парик, чтобы стать опять самим собой , а спать с фальшивой бородой совсем непросто – ее могут обнаружить! Поэтому он не мог рисковать и продолжать спать со своей женой в одной спальне. И по моей просьбе вы выяснили, что последние шесть месяцев, то есть после своего предполагаемого возвращения из Буэнос-Айреса, он и миссис Дэвенхейм спали в разных комнатах. И вот тогда ко мне пришла уверенность! Все встало на свои места. Садовник, которому показалось, что он видел своего хозяина, который обходил дом сбоку, был абсолютно прав. Дэвенхейм направился к лодочному сараю, достал свой «бродяжнический» костюм, который, уверяю вас, был надежно спрятан от его лакея, выбросил в озеро тот костюм, в который был одет, и отправился выполнять свой план, открыто пытаясь продать кольцо, а затем напав на полицейского, что наконец-то привело его в рай на Боу-стрит, где никому не пришло в голову искать его!

– Это невозможно, – тихо произнес Джепп.

– Допросите мадам, – посоветовал улыбающийся Пуаро.

На следующее утро на столе перед тарелкой маленького бельгийца лежало заказное письмо. Он разорвал конверт, и из него выпала пятифунтовая банкнота. Брови моего друга нахмурились:

– Ah, sacré! И что мне теперь с этим делать? Я испытываю угрызения совести! Ce pauvre Japp! Хотя… вот неплохая идея! Мы пообедаем вместе, все втроем. И это меня успокоит. Задачка-то была не из сложных. Мне стыдно – мне, который никогда не отберет конфету у ребенка, – mille tonnerres !.. Mon ami, что такое случилось, что вы так весело смеетесь?

– А теперь, доктор Пендер, что вы расскажете нам?

Старый священник смущенно улыбнулся.

– У меня жизнь прошла тихо, – сказал он. – В ней не было ничего особенного. Пожалуй, только однажды в молодости я был свидетелем трагического случая.

– О! – подзадорила его Джойс Ламприер.

– Он запомнился мне на всю жизнь, – продолжил священник. – Врезался в память, и мне не надо особенно напрягаться, чтобы вновь почувствовать охватившие меня трепет и ужас при виде человека, смертельно раненного непонятным оружием.