Рекс Стаут - Игра в пятнашки

Как бы ненароком я поинтересовался:

– Полагаю, Сол исполняет мои обязанности?

– Понятия не имею, чем занимается Сол, – твердо ответил Фриц.

Все ясно. Очевидно, Фрицу дали понять, что, когда я появлюсь, мне можно сказать, что Сол являлся на ранний завтрак, но не более того. Я не пытался вытянуть из него остальное, так как по опыту знал, что не стоит и пытаться.

Перед тем как уйти, я заглянул в кабинет. Пятничная почта под пресс-папье на столе Вулфа сюрпризов не содержала. Я не обнаружил ни малейшего намека на то, зачем понадобились услуги Сола, ни там, ни в заметках, ни в календаре.

Однако в сейфе мне попалось кое-что, указывавшее, что наняли его отнюдь не для пустячного дела. В сейф я залез, чтобы одолжить небольшую сумму. Один из его внутренних ящиков разделен пополам. Справа лежит наличность на мелкие расходы, а слева – неприкосновенный запас.

Взяв пять двадцаток из правой части, я заметил в левой листок, которого раньше там не было, и вытащил его, чтобы посмотреть. На нем стояла карандашная надпись, сделанная аккуратным почерком Вулфа: «27/06/52 $2000 Н.В.». Согласно устоявшемуся правилу, мы держали неприкосновенный запас, пять тысяч долларов, в виде потрепанных сотен, двадцаток и десяток. Быстрый пересчет купюр подсказывал, что листок действительно содержал отметку о выдаче наличных: не хватало двух тысяч.

Это было интересно, настолько интересно, что я, пожалуй, забыл бы попрощаться с Фрицем, если бы он не услышал, как я выхожу из кабинета, и не появился в прихожей, чтобы закрыть за мной дверь. Я сказал ему, что Вулфу можно сообщить о моем появлении к раннему завтраку, но не более того.

Возвращаясь на Леонард-стрит в такси, я, естественно, ломал голову, для чего Солу Пензеру потребовались две штуки при условии, что это связано с делом Идз – Фомос – Джаффи. Я сочинил массу версий, начиная с поездки в Венесуэлу для выяснения подноготной Эрика Хага и заканчивая подкупом Энди Фомоса с целью выведать нечто сообщенное ему женой, но ни в одну гипотезу так и не поверил.

Упомянутые мной пять часов сна между ранним утром пятницы и утром понедельника пришлись на воскресенье, с четырех до девяти утра. И провел я их на бугристом стареньком диване в штаб-квартире убойного отдела Западного Манхэттена на Двадцатой улице. Хорошенько покопавшись в памяти, я мог бы предоставить подробный отчет о сотне дел, в которых тогда участвовал, но сомневаюсь, что в этом есть какой-либо смысл, а потому, если не возражаете, опущу детали. Я высидел на двух десятках допросов на Двадцатой улице, Леонард-стрит и Сентр-стрит. Прочел великое множество отчетов и сводок. Бо́льшую часть воскресенья провел в полицейской машине, объезжая с мандатом, подписанным самим заместителем комиссара, свидетелей из длиннющего списка, на которых ссылались в своих показаниях подозреваемые. Должен признаться, что, вернувшись около полуночи на Двадцатую улицу, я надеялся на новое свидание с просиженным диванчиком, но увы. Развалилось алиби Брукера. Почувствовав, что ему дышат в затылок, он поменял показания и теперь утверждал, что от Вулфа направился на квартиру Дафны О’Нил, где и провел ночь. Она это подтверждала. Когда я вернулся с воскресной прогулки, капитан Олмстед как раз начинал задавать Дафне довольно щекотливые вопросы. Меня пригласили принять участие в допросе, и я согласился. Закончился он около шести утра в понедельник. Я снова подумал о диванчике, но не тут-то было. Следовало либо раздобыть чистую рубашку, либо где-нибудь спрятаться. Поэтому я отправился на Тридцать пятую улицу и повторил субботнее представление, включая и завтрак, приготовленный Фрицем.

Вулфа я, естественно, не видел. Я звонил ему раз в день, но ни убийство, ни Сол Пензер в наших разговорах не упоминались. Он был брюзглив, а я обидчив. Беглый осмотр содержимого сейфа показывал, что больше денег из неприкосновенного запаса не изымали.

Вернувшись на Двадцатую улицу, чистый и внешне свежий, а на самом деле валящийся с ног от усталости, я брел по верхнему коридору, когда вышедший из кабинета коллега – в те дни я мог без всякого стеснения назвать этим словом копов из убойного отдела – окликнул меня:

– Эй, где тебя черти носят?

– Разуй глаза. – Я ткнул в свою рубашку и галстук. – Не видишь, что ли?

– Ага, дай-ка потрогаю. А я уже собирался объявлять общую тревогу. Тебя ждут в кабинете комиссара.

– Кто ждет?

– Стеббинс звонил дважды. Он там с инспектором. Внизу машина. Давай дуй.